Магнит - [17]

Немного успокоившись, Шуйский пришел к выводу, что выстрелов никаких не было и что он немного болен, но все скоро пройдет. О своей окровавленной руке он не подумал. Этому, наверно, помешал третий выстрел. Он, было, решил, что это опять куранты, но затем все же склонился к тому, что скорее всего его беспокоит звонок в дверь; и был прав.

На пороге стоял ожидаемый им, но вдруг забытый Олег Мохов, который во сне выглядел как слегка помолодевший Оскар Александро вич Бург.

Мохов улыбался. На шее его болтался красно-белый шарф. "Я заглядывал тебе в окно, - все еще улыбаясь сказал он. - Но почти ничего не было видно. Я пытался протереть окно, но..." "Так вот откуда пальцы," - облегченно вздохнул Шуйский.

- Но отчего ты сразу не позвонил в дверь?

"А?" - загадочно произнес Олег Мохов, одновременно сделавшись серьезным.

"Будешь чай?" - "А что у тебя с рукой?"

Мохов участливо взял руку Шуйского в свою. Тот похолодел от ужаса - рука Мохова была .. зелена, как щавель.

"Это у меня так," - в который раз улыбнулся Мохов, заглядывая в печальные глаза Шуйского,

"Чаю что-то не хочется, поставь что-нибудь послушать".

Шуйский зарядил первую попавшуюся кассету, и висящие на стене колонки выплеснули на них изумительной красоты чехард-рок, и оба начали переглядываться, забыв обо всем на свете.

Мрачность звуков, отягощенная гнетущей атмосферой, меняли Шуйского в лице.

На третьей песне из правой колонки, той, что висела у окна, вылетела кривая турецкая сабля и начала летать по комнате, в любой момент готовая безжалостно полоснуть.

Оба застыли, боясь вздохнуть. Шуйский успел разглядеть эту зловещую саблю. Особенно запомнилась ему рукоять, покрытая драгоценными камнями, названия которых было незнакомо и не будет знакомо ему никогда.

Несмотря на то, что ни Шуйский, ни Мохов не дышали, сабля приближалась к ним.

Оба начали прощаться с жизнью. И тут из левой колонки выр валась алебарда. Ее Шуйский увидел краем глаза. Она тоже приня лась, подобно пламени, танцевать по комнате. Шуйский соображал что достанется ему: алебарда или сабля? Ему почему-то хотелось, чтобы сабля. Наверное, потому что алебарда отдаленно напоминала топор палача, а удар сабли давал возможность, как будто, пасть на поле боя.

Окончательно выбрав саблю, он вдруг услышал скрежет. "Ну и крепкая шея у Мохова", - пришло ему на ум, и он почтил память десятиклассника вставанием. Ему было уже все равно, он не собирался ждать и дышал свободно. Но, оказывается, Шуйский поспешил расстаться с жизнью. Скрежет на самом деле означал, что сабля и алебарда скрестились в бою. Бой был насмерть, и о нем не расскажешь даже русским языком. Шуйскому запомнился лишь озорной блеск турецкой сабли и чахоточный отсвет алебарды; ее принадлежность к какой-либо стране он так и не определил./Немец кая? итальянская? Восьмиугольное древко, искусная гравировка, кривой клинок/. Позднее - уже проснувшись, он установил - сколько длилось это зрелище. Выяснил по продолжительности звучания кассеты, на которой записаны были восемь песен чехард-рока. То есть, в трёхминутный сон вместилось сорокаминутное представление. Как только музыка закончилась, сабля и алебарда исчезли, но Шуйский с Моховым долго еще приходили в себя, на грани яви и сна.

"Ну знаешь", - выдохнул наконец Мохов и заскрипел сапогами, уходя, оставив вместо себя шарф. А Шуйский изо всех сил старался остаться, безуспешно пытаясь выяснить - отчего же взялась на его руке кровь? Чтобы понять это, он принялся разглядывать прочные узоры ковра на полу и вдруг вспомнил, что забыл отключить магнитофон от сети. И слава Богу, что забыл.

На этом сон обрывался окончательно.

Подсчитано, что на земле одновременно, в лучшие ночи, видится до двухсот миллионов снов. Это гигантская энергия, и страшно подумать, если она будет использована... Неважно, в каких целях.

Поезд отправляется со станции

В нужном тебе направлении,

Но цена билета в никуда

Стала больше ровно на доллар.

из песни(13)

Пока некоторые лазили по подвалам, вызывали службу спасения и надрывались, перетаскивая парты, Лев Мохов вел почти мирную беседу с Комовым, пил крепкий кофе и звонил однокласснице Олега Юле Гуляевой.

Разговор с Юлей получился какой-то странный, но другого и быть не могло. На что он рассчитывал? На то, что Юля, которую он никогда не видел, - разве что на общей фотографии класса, немедленно расскажет о том, что же произошло у нее с Олегом? Глупо было бы надеяться... Но Юля трубки не бросила, а начала что-то лепетать.

"Неужели действительно дура?", - мелькнуло у Льва в голове. Окончательно убедиться он в этом не успел, Юля сказала, что очень занята. Наверно, по телевизору кончился блок рекламы и возникла насущная необходимость смотреть какой-нибудь фильм дальше. Юлю можно было понять.

Напоследок Лев проводил до дома Олю Баритончик и, прежде чем отправить на лифте на десятый этаж, оделил ее минутным поцелуем. Затем помчался на остановку, заскочив в автобус в самый последний момент. Других автобусов до утра не предвиделось.

Дома Льва ждала напряженная тишина. Отец и мать сидели на кухне и доедали холодный ужин.