Магнетрон - [6]

— Да, для этого дела необходим магнетрон.

— Как вы сказали — наг-нетрон? Лаг-нетрон?

— Сейчас я вам все объясню. — Веснин достал из кармана записную книжку и начал рисовать в ней диски и подковки.

То, что Веснин назвал «магнетрон», вовсе не было следствием глубоких размышлений, детального анализа поставленной задачи. Нет, магнетрон — это, пожалуй, было единственное, что хоть сколько-нибудь отвечало проблеме видения сквозь дым и туман из того, что мог найти в скромном и бедном арсенале своих радиотехнических знаний молодой инженер.

Больше того: ему самому еще ни разу в жизни не доводилось видеть действующий магнетрон. О магнетроне он лишь слыхал от одного из своих учителей — от профессора Киевского политехнического института Николая Николаевича Кленского.

Профессор Кленский

В 1925 году Володя Веснин, которому тогда было тринадцать лет, попал вместе со своими сестрами в клуб профсоюза совторгслужащих на лекцию известного всему Киеву профессора Кленского.

Услышать вдохновенное слово о великих тайнах природы, о могуществе науки собралось множество народа: здесь были красноармейцы, школьники, рабочие, домашние хозяйки. Сидели в шубах, шапках, шалях — за всю зиму клуб не был топлен ни разу. У Володи сильно мерзли уши и руки. Ноги, обутые в солдатские бутсы, он согревал тем, что беспрерывно шевелил пальцами.

Но вот на эстраду вышел одетый в черную бархатную блузу, с откинутыми назад длинными седеющими волосами профессор Кленский. Он не говорил, а напевно изрекал, что процесс вечно текущей жизни есть высший закон всего сущего:

— Движется, изменяется наше сознание, и самая речь наша, чтобы выразить истину и жизнь, должна неустанно течь подобно им. Наши тела текут, как ручьи; материя возобновляется в них, как вода в потоке… Как дитя играет песком, пересыпая, образуя и рассыпая его, так нестареющая вечность играет мирами… Быстрота неустанного изменения то собирает, то расточает вещество: в одно и то же время все составляется и разрушается, приходит и уходит. Смерть одному — рождение другому…

Лились слова о великих достижениях физической науки, о космосе, о мироздании, в котором действуют физические законы.

По взмаху руки Кленского вдруг погас свет в зале, и во мраке вспыхнул луч проекционного фонаря. С потолка спустилась веревка с гирей, которую тут же раскачали. Слушатели увидели на экране появление и отдаление тени.

— Товарищи, — пропел Кленский, — мы с вами присутствуем при вращении Земли вокруг своей оси.

Кленский лишь повторил знаменитый опыт Фуко, но никто из слушателей никогда не слыхал о подобном опыте, и каждое слово профессора в бархатной блузе звучало для них величайшим откровением.

Поистине в этот вечер нетопленый клуб стал для Веснина чем-то вроде храма науки. И Кленский, верховный жрец этого храма, величаво совершавший богослужение Науке, пробудил в мальчике стремление стать причастным к тем великим таинствам, которые открываются человеку, познавшему законы физики.

В конце 1925 года умер отец, и Володя Веснин вынужден был, прежде всего, позаботиться о заработке. В Киевский политехнический институт он поступил, имея уже некоторый стаж монтерской работы, неплохие практические навыки и смутное воспоминание о слышанных когда-то от профессора Кленского словах о высоких идеалах науки. Возможно, благодаря неясности этих воспоминаний Веснин, ко всеобщему удивлению, когда пришел момент избрать специальность, выбрал радиофакультет, на котором читал Кленский. Радиотехника в те годы не пользовалась особым уважением ни у студентов, ни у электриков-практиков. В Киеве не было никакой радиопромышленности, а только маленькая передающая радиостанция и городской трансляционный радиоузел, помешавшийся в том самом клубе, где Веснин впервые слушал Кленского. Обучали студентов на последнем курсе радиофакультета преподаватели, окончившие тот же институт всего лишь годом раньше своих учеников. И только один Кленский знал много больше, чем все другие, и только один Кленский умел видеть широкие перспективы слаботочной электротехники, а главное, умел так красиво и убедительно говорить.

На втором курсе радиофакультета Веснин слушал у Кленского Теоретические основы электротехники, на третьем — Электровакуумные приборы. От Кленского Веснин узнал, что «современная вакуумная техника — это дитя ртутного насоса и катушки Румкорфа», что «на грани девятнадцатого и двадцатого веков была открыта чудесная возможность управлять потоком электронов в разреженном пространстве при помощи электрических и магнитных полей». И в конце этого курса Веснин впервые услыхал слово «магнетрон».

Когда Кленский произносил какой-либо новый термин, то он писал это слово на доске по-гречески — если оно было греческое, по-латыни — если оно было латинское, приводил легенды, с которыми связано данное название. Веснин записал себе в тетрадь древнегреческий алфавит и однажды, после лекции, осмелился попросить у Кленского указаний в отношении правильного произношения букв и слов.

Упомянув о магнетроне, Николай Николаевич рассказал студентам о системах наименования электровакуумных приборов: