Магия предпринимательства. Русские традиции делоуправления - [23]

Конечно, правила и права — это не прямые договоры. Чаще всего так получается, что нам их навязывают вместе с рождением. И тем не менее, даже самые страшные режимы постоянно напоминают своему народу, что конституция — это закон, введенный по согласию народа и для народа. Впрочем, любой режим старается показать, что он действует в интересах народа, даже если разворовал всю страну и многократно предал свой народ.

Однако ничто не отменяет того, что все законы и правила действуют по согласию с людьми, если мы посмотрим на это с психологической точки зрения. Даже если мы заявим, что никто с нами не договаривался ввести уголовное законодательство, тем не менее то, что мы его не нарушаем, означает, что мы этот договор приняли и исполняем. Пусть нас заставили его принять. Но выбор у нас был, и многие люди отказываются принимать подобные навязанные договоры. Правда, при этом они не менее вынужденно-осознанно принимают иные правила. Но это уже другой вопрос.

Главное — все мы живем по тем или иным правилам, которые определяют наши права и обязанности. Ведь правила, по сути, договоры людей между собой, но навязываемые через узел силы, правящий обществом, который называется правительством.

Задача правительства — поддерживать устройство нашего мира-общества. А это значит, что это устройство сохраняет себя с помощью правительства. По крайней мере, это совершенно верно в отношении той части общественного устройства, которое называется государством.

Понимание государства как машины для эксплуатации одних общественных групп другими, созданное коммунизмом, безусловно, во многом верно.

Государство — это машина, в том смысле, что под машиной мы понимаем любое приспособление, способное работать и без человека. Государство — это, я бы сказал, огромная машина по перегонке силы. Она, если искать какой-то наглядный образ, скорее химическая или двигатель внутреннего сгорания, чем простой станок. В ней множество труб-каналов, емкостей, вроде поршней. Людей в ней нет, в ней используется некая среда, которую коммунисты называли массами. Массы людей перераспределяются по ходам и каналам государства между различными «емкостями-силовыжималками». Там на них оказывают давление, и они начинают шевелиться, вызывая движение поршней. Появилась сила — будет проделана работа.

Куда идет эта сила? На поддержание самой машины и на поддержание жизни тех же масс. Что плохо — машина эта из дурного сна или абсурдного фильма. Мало того, что она дико выглядит, но она еще и насквозь дырява и неуклюжа. Сила, словно пар, садит изо всех ее щелей и тут же разворовывается теми, кто не захотел подчиниться правилам. Их тоже целое общество или, своего рода, сходная машина по высасыванию первой машины. Все живут за счет этой силы, и все это бессмысленно.

Важно увидеть то, что оказаться вне государственной машины вполне возможно. Хотя бы уехать в другое государство. Правда, при этом попадаешь в новую машину. Но если ты хоть однажды начал видеть границы машин и их работу, ты уже свободен внутренне. Ты можешь творить собственную жизнь.

Однако начать нам придется с умения договариваться.

Договоренности

Теперь, когда я в самых общих чертах обрисовал образ такого явления, как разум, можно задаться и вопросом о том, а что же такое договоренность? И мы увидим, что на поверхности, то есть в той части образа мира, которую мы можем назвать слоем правил, договоренность — это что-то вроде бумаги, на которой двое договаривающихся письменно или устно условливаются о чем-то, что должно быть сделано, к примеру. Я осознанно говорю об этом подчеркнуто упрощенным бытовым языком.

Но если мы заглянем за этот слой в ту часть образа мира, которая ближе к простейшим взаимодействиям, то поймем, что договариваться мы можем, по сути, о двух вещах: или об образе действия, или об образе вещи.

Когда мы договариваемся об образе вещи, то на самом деле мы договариваемся об имени этой вещи, или, точнее, какой образ нам привязать к определенному имени, чтобы другой нас понимал. Значит, вытаскивал из памяти тот же образ, когда будет названо это имя. Не думайте, что это было понятно только каким-то особенным старикам-докам из мазыков. Это общее место для всей русской народной культуры.

*****************************

Побасенка из сборника «Северных сказок» Н. Ончукова[3], происходящих, кстати, все из того же Верхневолжья, что и мои мазыкские сборы.

Прибакулочка

Шел мужик из Ростова-города, стретилса ему, идет мужичек в Ростов-город; сошлись и поздоровались.

— Ты, брат, откудова?

— Я из Ростова-города.

— Что у вас хорошего в Ростове деитца?

— А что, у нас Ваньку Кочерина повесили.

— А за что его, милова, повесили?

— Да за шею.

— Экой ты, братец, какой беспонятной, да в чем его повесили-то?

— А в чем повесили — в сером кафтане да в красном колпаке.

— Экой ты какой беспонятной — какая у него вина-то была?

— А не было вина-то, он, сударь, не пил.

— Экой ты беспонятной — да что он сделал-то?

— А что сделал — он украл у Миколы подковки, у Богородицы венок с головы.

— Эка, паря, милой Ваня, у его не велика была вина-то, да его и за это повесили.