Магия обреченных - [19]

– Это верно! Наш славный Соф Омри не отличается добротой и великодушием, – рассмеялся владыка. – Замучил он тебя своей злобой, милое дитя? А ты не обращай на него внимания. Несчастный бастард никак не может простить миру, что его мать оказалась недостаточно благородной, чтобы отец дал ей статус жены. Казалось бы, мелочь, а какой трагедией для Омри обернулась! Теперь не видать бедняге трона, как своих ушей. Вот он и ненавидит всех подряд. А ты для него вообще – нож, вращаемый в ране. Плевок в физиономию, величайшее личное оскорбление. Отверженная, безродная, нищая, более того – женщина, и при всем при том – самое влиятельное лицо в государстве. Можно ли такое простить? Естественно, сукин сын просто спит и видит, как бы сжить тебя со свету. Но волноваться тебе не о чем, душа моя. Омри – безнадежный трус, он никогда не отважится на настоящий поступок. Потому-то и достоин доверия. Я совершенно точно знаю, что он не посмеет выполнить мое поручение кое-как и не сболтнет лишнего.

И хотя Кармал так и не объяснил, почему предпочитает обращаться к Омри, когда может прибегнуть к услугам своих агентов – надежных, способных людей, не раз проверенных в деле, Алмель услышала и увидела достаточно, чтобы сделать собственные выводы. Кармалу, точно озорному мальчишке, просто нравилось дразнить озлобленного старшего братца.

Открытие не обрадовало Алмель. Чутье подсказывало ей, что Соф Омри при всей своей трусости совсем не безобиден. Да, страх перед вездесущим лордом Региусом пока удерживает первого советника от враждебных действий. Но никому не известно, на что способен человек, доведенный до крайности. И кто поручится, что не существует способа обмануть лорда Региуса? Или склонить к предательству.

Однако вести с повелителем разговоры на эту тему любимая наложница не стала. Убеди она Кармала в том, что он играет с огнем, сидящий в повелителе мальчишка, чего доброго, совсем распоясается. Пугать Кармала опасностью – все равно, что угрожать илшигу морковкой. Поэтому Алмель оставила свои опасения при себе и старалась с тех пор не попадаться первому советнику на глаза. А если избежать встречи не удавалась, вела себя очень сдержанно, аккуратно, стараясь не раздувать пламя его ненависти.

Только вот заметных плодов ее усилия не приносили. Всякий раз при встрече с ней Соф Омри вел себя так, будто вот-вот взорвется от ярости. И с каждым разом Алмель все больше сомневалась, что страх перед лордом Региусом способен справиться с таким накалом страстей. Уже случалось, что первый советник в отсутствие владыки позволял себе грязно оскорбить наложницу. И возможно, недалек тот день, когда он сорвется и пустит в ход кулаки.

Сегодня, например, Соф Омри лишь чудом удержался от того, чтобы не броситься на Алмель. Возможно, и бросился бы, если бы ее телохранитель, учуявший, к чему дело идет, не привлек к себе внимание советника, прикрикнув на коня. В итоге пострадал только хлыст. Но Алмель не испытывала облегчения. Пока она не решит, куда пристроить девочку, и не избавится от общества Омри, отправив его во дворец, расслабиться нельзя ни на минуту.

Только бы девочка не оказалась слишком больной, пугающе страшной или безнадежно глупой! Подъезжая к шарабану, Алмель заметила детский силуэт, нырнувший с козел под полотнище фургона, но не сумела разглядеть лица. И теперь с тревогой ожидала встречи. Две мили, которые им пришлось тащиться следом за неторопливыми айранами, показались ей бесконечными.

Но вот фургон въехал на единственную улицу неприметной деревушки и остановился перед единственным двухэтажным строением. Первый советник, брезгливо поджав губы и подобрав полы одежды, слез с козел и, высоко поднимая ноги, начал шествие к «парадному» входу. Когда он одолел половину пути, на крыльцо выскочил хозяин постоялого двора и, поклонившись, побежал гостю навстречу. После недолгих переговоров хозяин крикнул мальчонку, торчавшего в дверях, тот вихрем сбегал туда-обратно, и гостю был с поклоном вручен здоровенный ключ. Соф Омри вернулся к шарабану и повел айранов за угол дома. Всадники, наблюдавшие за ним с расстояния сотни саженей, тронули коней и двинулись следом.

Когда Алмель и ее спутник поднялись по шаткой и скрипучей деревянной лестнице на второй этаж, Соф Омри стоял на площадке перед двумя закрытыми дверями. При виде Алмель его, как всегда, перекосило. Молча кивнув ей на одну из дверей, он так же без слов открыл другую и скрылся за ней. Алмель жестом велела слуге остаться на площадке, толкнула указанную дверь и вошла в комнату.

Девочка, сидевшая на низкой кровати, прикрытой шкурой неведомого зверя, вскочила. Алмель не смогла удержать вздох облегчения. Маленькая сгорнийка казалась невозможно бледной, очень худенькой, почти прозрачной, но ничего пугающего и тем более отвратительного в ее облике не было. Белые, как снег, волосы выглядели даже красиво. Бесцветные и потому совсем незаметные волоски бровей и ресниц, конечно, придавали лицу некоторую странность, но эта беда легко поправима с помощью краски. Наверное, только к этим совершенно прозрачным глазам будет трудно привыкнуть, но и это не обязательно. Если окажется, что с девочкой легко поладить, приемная мать скорее всего через неделю забудет, что обычно глаза выглядят иначе.