Магистральный канал - [7]

БЕЛЫЙ ХОРЕК

Все, что увидели хлопцы во дворе деда Брыля, было удивительным и непонятным. В колхозе никто всерьез не считал старика хорошим охотником. Над ним даже подшучивали, особенно после случая с белым хорьком… Произошло это зимой…

Белый хорек жил на Высокой гряде, в старом заброшенном сарае. Убежище хищника было совсем недалеко от деревни — всего каких-нибудь триста-четыреста шагов. Летом он переправлялся через речку по узким мосткам возле ольховых зарослей. Зимой на снегу он прокладывал за ночь около десятка следов. И неопытным людям казалось, что не один, а по меньшей мере пять-шесть хорьков поселилось в полуразрушенном сарае.

Заведующая птицефермой Алеся Варивончик, увидав утром свежие звериные следы, вздрагивала и бегом бросалась в курятник. Прошло два дня, как хищник пронюхал на птицеферме богатую добычу и стремился пробраться в помещение.

Хорька несколько раз видели в светлые лунные ночи и рассказывали, что он совсем белый. Увертливый и быстрый, он, как привидение, молниеносно исчезал из виду.

А по утрам та или иная хозяйка подымала вопль. И все уже знали, что причиной тому был белый хорек, неуловимый и зловредный, как лисица. В свою нору под сараем он таскал только цыплят. У кур, которых трудно было утащить, он перегрызал горло и высасывал кровь.

За одну ночь хорек успевал уничтожить до десятка кур.

— Это не хорек, а чистый дьявол, — вздыхала бабка Аксинья, работавшая на ферме. — Прямо беда какая-то!

— Еще что выдумаешь! — кричал на нее старик. — Оглянуться не успеешь, как твой дьявол в мой капкан попадет.

— А разве вы знаете, как его изловить? — спрашивал, выведывая у деда охотничьи секреты, Генька Шимковец.

Дед презрительно ухмылялся.

— Пхе, я да не знаю! Когда я был еще вот таким, как ты, живых волков голыми руками брал. А сколько медведей в своей жизни на рогатину посадил!..

Дед Брыль, наверно, врал про свои охотничьи подвиги. Где и когда он видел тех медведей? Но рассказывал старик так складно и с такими подробностями описывал собственное геройство, что трудно было не поверить. Правда, разговоры о своем славном охотничьем прошлом дед вел только с десяти-двенадцатилетними ребятишками. Откуда этим гражданам было знать, что происходило сорок и больше лет тому назад. Разве что из книжки.

— Ты эту зловредину, хорька, ликвидируй как класс, — дал деду Брылю строгий наказ председатель колхоза. — Еще, лихо возьми, заберется на ферму. А там — тысяча леггорнов. Это тебе не шутка!

— Все сделаю в лучшем виде, — ответил дед Брыль.

В тот же вечер старик достал с чердака деревянную ловушку и отправился к старому сараю, где укрывался белый хорек. За ним вслед пошли ребята. Они очень любили слушать его рассказы, всегда старались отличить в них правду от небылиц.

Спустившись с заснеженного берега на речной лед, дед Брыль остановился. Остановились и хлопцы, вопросительно глядя на морщинистое лицо старика.

— Тут когда-то водились бобры, — торжественно произнес дед, показывая рукой на ольховый кустарник. — Бывало, как начнут бить хвостами по воде, такой шум подымут, что хоть уши затыкай. Ну, гром так не гремит, как они…

— А зачем они били по воде хвостами? — заглядывая в спокойные глаза деда, спросил Генька Шимковец.

— Известно, зачем: бобров со всей реки созывали.

— А зачем созывали?

Дед Брыль прижмуривал глаза, от этого его лицо становилось хитрым и всезнающим.

— Хаты себе строить созывали, вот для чего. Соберется их около тысячи. Ну, известное дело, проведут короткое совещание. Рассядутся кругом и начнут говорить…

Хлопцы даже привскочили.

— Говорить?! Как люди?!

— Ну, не совсем уж так, как люди. Мы языком, разговариваем. Бобры иначе. Они хвостами. Один, скажем, показывает хвостом, что сначала надо перегрызть и свалить вот эту ольху, а другой бобер не соглашается. Считает, что это неправильно, и показывает хвостом на другое дерево. Тогда первый бобер машет своим плоским хвостом в другую сторону. Это означает, что он не согласен. А потом, если не могут прийти к согласию, избирают комиссию. В комиссию выбирают самых старых и самых толстых бобров. Комиссия осматривает каждое дерево. Начинаются прения и в комиссии. Один опускает хвост книзу, показывая тем самым, что дерево это надо класть как нижний венец на дне речки. А другой задирает хвост кверху: «Нет, — говорит, — это дерево годится только на самый верх плотины». Покуда старые бобры спорят и договариваются, молодые плещутся в воде, гоняются друг за дружкой, играют с рыбами…

Дед, передав ловушку Геньке, доставал из кармана табак и набивал трубку. Пока он прикуривал, Генька успевал подмигнуть приятелям. Старик и сам часто подмигивал, но не любил, когда то же самое проделывал кто-нибудь другой во время его рассказа. «Ты что, не веришь? Вру, говоришь? Ах вы, жевжики! Больше ничего вам не расскажу!» — говаривал он в таких случаях.

Но на этот раз дед Брыль, ослепленный вспышкой спички, не заметил в сумерках выражения Генькиного лица. Попыхивая трубкой, он снова заговорил:

— А сколько переловил я бобров в мережи. Поставишь вечером снасть возле их хатки, а утром — бери добычу. Здоровенные, как телята. Около двух пудов. Один хвост фунтов десять. И такой твердый, что хоть гвозди им заколачивай в дубовую колоду. И глаза у этих зверьков совсем как у человека… Когда-нибудь я вам расскажу, как я поймал бобра и что потом случилось… Про бобровые слезы расскажу…