Магистральный канал - [14]

Вскоре пригнали еще человек пять. Сидим мы так, проклинаем негодяя, которому дана власть для того, чтобы издеваться над людьми. Сидим, покуриваем и не знаем, что нас ожидает. Уже и солнце взошло. Прибежал повар, открыл двери и крикнул:

— Вон отсюда! Надо завтрак Эльфе готовить. Только все провоняли мне тут.

Мы и с места не тронулись.

— Новый пан выискался! Нас сюда сам эконом пригласил.

— Нужны вы тут как собаке пятая нога. Пан приказал, чтоб шли на работу, бездельники.

— А чего ж нас сюда загнали? — загудела вся кухня разом.

В это время вбежала на кухню панская сучка Эльфа. Маленькая, как котенок, и белая-белая точно снег. Говорили, пан за нее двести рублей заплатил. Рассказывали тогда на панском дворе, что эта собачонка на голой земле или на полу спать ни за что не станет. Перину ей подавай и постель стели у печки. Кушанья повар ей готовил особенные, что и для панской семьи.

— Проваливайте! — вскипел повар. — Ведь потерялась было Эльфа. Пану доложили, что она в ваши дворы забегала. И сперва подумали, что кто-нибудь из вас по глупости ее убил. А теперь, когда собачка нашлась, ступайте домой. Допросов никаких не будет.

Повар растопил плиту, взял сачок и отправился в садок за рыбой.

Так вот по какому делу загнали нас ночью на барский двор! Ах, чтоб ты, пан, сдох вместе со своим собачьим добром! Молодой я еще тогда был, ребята-пострелята. Но с той поры люто возненавидел того человека, который вообразил, что он умнее и сильнее всех других, а поэтому и может сколько угодно притеснять и обижать, как ему только вздумается, подневольных людей.

Хорошо, конечно, что не выдра была причиной ночного переполоха. Но где она теперь? Наверно, удрала, почуяв волю, и уже этой ночью ловила на речке рыбу вместе со своими сородичами. А старая выдра, сидя на дереве, опять командовала всей артелью.

Вышел из кухни, слышу вопль. Это повар кричит. Он стоял возле садка и, ухватившись руками за голову, стонал в полном отчаянии. Сачок лежал возле ног, а вокруг садка на зеленой траве, поблескивая белым серебром, валялась вяло трепыхающаяся рыба. И было этой рыбы пудов десять, если не больше.

Я рванулся в коровник, распахнул ворота и, не оглядываясь на панский дом, погнал стадо подальше от усадьбы.

Вот ведь чего натворила выдра за одну ночь!

Рассказывали, что повар, эконом и сам пан были вне себя. Сколько ни искали, виноватого найти не удалось. Досталось в этот день только одному сторожу. Его потащили на конюшню, и пан собственноручно бил его нещадно за плохую службу.

Вечером я побежал в старую баню. Надо было, покуда никто не заметил, уничтожить клетку и получше упрятать ловушку. Меня могли заподозрить, так как в ту пору я уже считался охотником первостатейным! Ого!

Открываю дверь. В темноте нащупываю дорогу в угол, где стояла клетка. Тихо. Только под ногами шуршит дресва. И вдруг слышу: «Гир-рк-врр-гирк!» — да так радостно.

И такой шум, возня, пережженный камень и глина из печки сыплются. Ну, как вы думаете, жевжики, что бы это могло быть? Выдра? Правильно. Хоть раз вы догадались! Это была моя выдра. Она не сбежала, как я думал, на речку, а весь день пролежала в открытой клетке.

Повертелась выдра около моих ног, потерлась о колени и шмыгнула вон из бани. Минут так через пять принесла еще живого леща. Положила возле меня и опять выскочила на двор. Еще одного притащила… За час натаскала около пуда рыбы. Откуда? Пхе, они не знают! Да из панского садка! Пан приказал, чтобы в тот же день разоренный садок снова наполнили рыбой.

Часть добычи я оставил в клетке, остальную роздал соседям.

Два месяца так продолжалось. Ежедневно по приказу пана наполняли садок, а выдра каждый день таскала из садка лучшую рыбу. И такая изворотливая зверюга, что ни разу никому ее заметить не удалось. А ведь каждую ночь, с вечера и до рассвета, вокруг этого самого садка неустанно рыскали сторожа, вооруженные топорами. И ничего не помогало. Казалось, рыба сквозь землю проваливается.

Доведенный до бешенства, пан приказал эконому во что бы то ни стало выследить и поймать неизвестного злодея. Перепуганный эконом сам просидел три ночи подряд возле садка, но так и не уследил, кто таскает панскую рыбу.

— Воры! Разбойники! В лунную ночь проворонить! — с пеной у рта вопил пан. — Вы все злодеи и бездельники. По миру меня пустите. Я вам сам покажу, как надо беречь панское добро. Ну-ка, приготовьте два ружья. Сам пойду сторожить!..

— А зачем ему понадобилось два ружья? — перебивая рассказ деда, спросил Мечик.

— Молчи, жевжик. Ты меня с толку не сбивай, а то еще могу забыть, о чем говорил. Ружья-то у пана были похуже, чем моя берданка. Такое ружье могло и не выстрелить. Вот он про запас и брал другое ружье. Ясно?

— Ясно! — дружно подтвердили ребята.

— То-то! — самодовольно прищурился дед Брыль. — Так вот, значит, пошел сторожить сам пан. Ему так и кресло мягкое поставили и небольшой столик, уставленный разными лакомствами и вином заморским. Это чтоб пану не так скучно было ночь коротать. А чтобы не простудиться, пан надел выдровую шубу, на ноги валенки натянул. Сидит пан возле садка, а чудится, будто гора высится. Лещи и язи поплескивают потихоньку в воде, поблескивая серебряной чешуей при лунном свете. Всплеснет которая рыба посильнее, пан вздрогнет, шевельнет рыжими усами и за ружье хватается. Оглянется — нет никого. Тогда положит ружье подле себя, кинет в рот пряник и чаркой вина запивает: буль-буль-буль… Так незаметно время и течет. Но с полуночи разморило пана, стало ко сну клонить. Пану сторожить — не на мягкой перине спать. Стали у него глаза слипаться. И задремал пан Жилинский.