Магистр Жак де Моле - [5]
- Он очень плох, - сказал в полголоса лекарь, кивая на дверь спальни. - Моя помощь здесь не понадобится. Лучше бегите за священником.
Экономка никак не ожидала такого заключения. Она даже вскрикнула, но тут же зажала рот руками. Старая женщина была очень предана своему кюре. Она проводила доктора до двери, а затем решила вернуться к умирающему.
Соньер вскрыл последний из найденных футляров и развернул пергамент. Он также был составлен по латыни. При этом некоторые из букв специально были выведены выше основной строки. На них-то Соньер и обратил внимание. Постепенно буквы сложились в следующую фразу: "Это сокровище принадлежит Дагоберу II и Сиону, и там оно погребено".
"Черт побери этих лекарей, - ругалась про себя экономка. - Только и могут, что выносить смертный приговор. А человек просто устал. Отлежится и вновь завтра на ногах будет".
- Кто там? Дайте свету побольше! Это вы, госпожа Лоранс?
- Я, господин аббат. Сейчас принесу большой подсвечник.
Буде видел, как в трясущихся руках служанки начали загораться свечи.
- Поставьте здесь и идите, - приказал умирающий.
Вдохновленный успехом, Соньер вновь решил вернуться к предыдущему пергаменту. Написанная на латыни абракадабра напоминала шифр. Поначалу следовало разбить текст на слова и переписать их в соответствии с правилами орфографии. Но и эта процедура не принесла успеха. Тогда Соньер обратился к цифрам и стал подсчитывать частотность определенных букв. Числа соответствовали тем, что в определенном порядке были вынесены в самый конец. Аббат распределил выделенные буквы так, как это было указано в ключе. В результате получилось следующее: "Пастухи" и ни каких "Соблазнов", чьи Пуссен и Тенирс держат ключи. Мир DCLXXXI (681), крестом и конем божьим, Я завершаю или заклинаю этого демона, хранителя полдня. Голубые яблоки".
Соньер смог, наконец, оторваться от работы и посмотреть на часы. Была уже глубокая ночь и тревожить Буде в такой час не имело смысла: пускай старик спокойно поспит до утра... За окном поднялся сильный ветер и вновь, как всегда в таких случаях, заскрипел старый дуб во дворе. Забыв даже помолиться, Соньер как убитый свалился в постель, решив отложить все до лучших времен.
Буде вздрогнул, и кровь хлынула у него из горла, заливая белье. В первый момент он испугался, но тотчас же почувствовал чрезвычайное облегчение и даже подумал: "Вот хорошо..." Он успел подумать с любопытством: "А как выглядит моя смерть. Смерть священника. Ведь у каждого она разная?" - и увидел её немедленно. Она вбежала в комнату в монашеском головном уборе и сразу размашисто перекрестила Буде. Он с величайшим любопытством хотел её рассмотреть получше, но ничего уже не видел более, только мелькнула напоследок ослепительно яркая полоса реки, словно в жаркий летний полдень, да затрещали кузнечики в траве, а затем все стало светлым-светлым.
Разбудил Беранжера Соньера оглушительный грохот. Но прежде чем воспринять этот грохот как простой стук в дверь, производимый слабой женской рукой, Соньеру следовало совершить немалое усилие над собой и вырваться из объятий утреннего кошмара, как вырывается на поверхность воды пловец, решившийся нырнуть как можно глубже за причудливой раковиной, показавшейся на самом дне человеческого я. Привиделось священнику, будто старый Буде лезет по высокой лестнице на крышу собственного дома, а лестница тем временем все вытягивается и вытягивается, становится все выше и выше, как лестница Иакова. И вот плеч старого друга уже коснулось легкое облако, и луч солнца позолотил его голову. Затем взор Соньера вновь спустился к земле, и он увидел у самого основания лестницы фигуру рыцаря с длинной бородой и с такими же длинными прядями седых волос. На рыцаре поверх кольчуги была грубая холщовая накидка белого цвета с вышитым на груди и спине красным крестом. Неожиданно рыцарь повернулся к Соньеру, освободил одну руку и сделал соответствующий жест, приглашавший священника последовать за его другом на небо. Беранжер почувствовал, как ужас сковал все его тело. В одно мгновение небо помрачнело, синие молнии заходили среди туч, подул ветер, который перешел в самый настоящий шквал, сверху раздался крик падающего Буде, а лицо Магистра исказилось гневом и с каждым новым раскатом грома оно становилось все ужаснее и ужаснее. Гром тем временем нарастал... И тут Соньер почувствовал облегчение. Он вдруг понял, что хозяин сцены не Магистр, а он, Беранжет Соньер, и что в любую минуту в его власти прекратить всю эту фантасмагорию. Дело в том, в грозных раскатах грома Беранжер, обладая тонким музыкальным слухом, уловил легкую фальшь: в потустороннем грохоте ударных в оркестре угадывался звук неожиданно захлопывающейся от резкого дуновения ветра двери. В интонациях мертвого звука вдруг послышались оттенки звука живого и вполне реального. Соньер вздохнул с облегчением и наконец-то смог, хотя и с трудом, разлепить тяжелые веки, будто кем-то смазанные накануне медом. Раскрыв широко глаза, он понял, что громовые раскаты - это настойчивый, хотя и не очень громкий, стук в дверь. Накинув халат, священник спустился вниз. На пороге его встретила какая-то женщина. Мартовский день ещё только появлялся на свет сквозь густую пелену холодного тумана. Соньер никак не мог понять, в чем дело и почему эта женщина, словно посланец с того света, вся, будто саваном, окутанная пеленой тумана, сейчас стояла на пороге его дома. С трудом он начал вслушиваться в то, что она говорит и сквозь всхлипывания наконец разобрал смысл: ночью его друг аббат Анри Буде отдал душу Богу.
Главная черта литературно-художественного процесса – постоянное взаимодействие разных направлений мировой культуры и влияние их друг на друга. Чем похожи «Властелин Колец» и «Война и мир»? Как повлиял рыцарский роман и античная литература на Александра Сергеевича Пушкина? Что общего у Достоевского, Шиллера и Канта? На эти и другие вопросы отвечает легендарный преподаватель – профессор Евгений Жаринов. Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им.
Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре возрождения? «Я знаю всё, но только не себя»,□– что означает эта фраза великого поэта-вора Франсуа Вийона? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете в новой книге профессора Евгения Жаринова, посвященной истории литературы от самого расцвета эпохи Возрождения до середины XX века. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой. Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им.
Просмотр сериалов – на первый взгляд несерьезное времяпрепровождение, ставшее, по сути, частью жизни современного человека.«Высокое» и «низкое» в искусстве всегда соседствуют друг с другом. Так и современный сериал – ему предшествует великое авторское кино, несущее в себе традиции классической живописи, литературы, театра и музыки. «Твин Пикс» и «Игра престолов», «Во все тяжкие» и «Карточный домик», «Клан Сопрано» и «Лиллехаммер» – по мнению профессора Евгения Жаринова, эти и многие другие работы действительно стоят того, что потратить на них свой досуг.
Как барокко может быть безобразным? Мы помним прекрасную музыку Вивальди и Баха. Разве она безобразна? А дворцы Растрелли? Какое же в них можно найти безобразие? А скульптуры Бернини? А картины Караваджо, величайшего итальянского художника эпохи барокко? Картины Рубенса, которые считаются одними из самых дорогих в истории живописи? Разве они безобразны? Так было не всегда. Еще меньше ста лет назад само понятие «барокко» было даже не стилем, а всего лишь пренебрежительной оценкой и показателем дурновкусия – отрицательной кличкой «непонятного» искусства. О том, как безобразное стало прекрасным, как развивался стиль барокко и какое влияние он оказал на мировое искусство, и расскажет новая книга Евгения Викторовича Жаринова, открывающая цикл подробных исследований разных эпох и стилей.
Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре Возрождения? Чем похожи «Властелин Колец» и «Война и мир»? Как повлиял рыцарский роман и античная литература на Александра Сергеевича Пушкина? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете, прочитав книгу профессора Евгения Жаринова, посвященную истории культуры и литературы, а также тонкостям создания всемирно известных шедевров.
У каждой эпохи есть и обратная, неприглядная сторона. Просвещение закончилось кровавой диктатурой якобинцев и взбесившейся гильотиной. Эротомания превратилась в достоинство и знаменитые эротоманы, такие, как Казанова, пользовались всеевропейской славой. Немодно было рожать детей, и их отправляли в сиротские приюты, где позволяли спокойно умереть. Жан-Жак Руссо всех своих законных детей отправлял в приют, но при этом написал роман «Эмиль», который поднимает важные проблемы свободного, гармоничного воспитания человека в эпоху века Разума.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.