Магистр Ян - [129]

Шрифт
Интервал

Спустя несколько дней после процесса Забарелла посетил францисканский монастырь, где был заточен Ян Гус. Кардинал нашел магистра побледневшим и осунувшимся, но не заметил никаких изменений в его взгляде. Магистр смотрел спокойно и уверенно. Телесные страдания не сломили его духа.

Усевшись в камере поудобнее, Забарелла задушевно обратился к осужденному, стараясь вызвать его расположение. Кардиналу хотелось, чтобы Гус забыл о своей камере, решетке, запорах и суде. Поставив Гуса в такие условия, кардинал мог бы выбить из рук упрямца его оружие и поговорить с ним как равный с равным.

— Процесс… вернее, то, что было, многих разочаровал, — начал Забарелла. — Разочаровал он и меня. Не скрою: я очень заинтересовался тобой. Отчасти поэтому я и пришел сюда. Жалею, что нам не удалось побеседовать раньше, когда тебя перевели к францисканцам…

Забарелла сделал паузу, ожидая ответа. Но Гус молчал.

— Я думаю, — продолжал кардинал, — тебе лучше других удалось бы договориться с дʼАйи. Эта старая лиса уже давно слывет среди нас завзятым реформатором. Именно ему мы обязаны низложением Бальтазара Коссы. Больше всего он увлекается астрономией. Это занятие привело его к изучению географии. Он написал весьма достопримечательное сочинение «Compendium cosmographiae».[81] Я вынужден признать, хоть и недолюбливаю его, что дʼАйи — один из выдающихся умов нашего образованного мира. Вы оба — реформаторы. Правда, между вами есть кое-какое различие, — улыбнулся кардинал и немного подождал: теперь-то Гус не промолчит. Но Гус глядел на кардинала и молчал.

Волей-неволей Забарелле пришлось продолжить свой монолог:

— Я думаю, тебя нисколько не удивило то, как всполошились святые отцы? Если бы ты всего-навсего провозгласил право изъятия имущества у недостойных священников и на суде апеллировал к высшей инстанции, Христу, то и этого было бы вполне достаточно для того, чтобы ты угодил сюда! Сознаёшь ли ты, какие последствия вытекают из твоего учения?.. Тебе не следовало бы утверждать, что Христос — высший судья для всех нас. Подобным образом незадолго до тебя обращались к Христу флорентийцы. Земные судьи считают неудобным пребывание высшей инстанции на небесах. Каждый, кто проигрывает процесс на этом свете, может без особого труда апеллировать к небесной инстанции, — и тогда нам не останется ничего другого, как весь наш правовой строй, на коем зиждется церковь, выбросить в помойную яму. Твое заявление, естественно, огорчило святых отцов. Что же оставалось им делать?..

— А что должен был делать я? — спросил Гус.

— Или возьмем другой вопрос… — продолжал Забарелла, словно не расслышав вопроса магистра. — Если я не ошибаюсь, в своих показаниях ты утверждаешь, что священник, который не выполняет своего долга и постоянно нарушает божьи заповеди, не является священником…

— …является недостойным священником в глазах бога, — поправил Гус. Но Забарелла не позволил Гусу прервать себя:

— …и у него можно и дóлжно изъять имущество. Скажи, пожалуйста, кто должен сделать это?

— Светская власть.

— Светская?.. Мм… А в каком титуле?

— Подобно тому, как светский господин подчинен священнику в духовных делах, священник должен подчиняться в мирских делах своему светскому господину, королю…

Забарелла улыбнулся:

— Я что-то сомневаюсь… Светские господа вряд ли станут наказывать духовных…

— Если они не станут наказывать священников, это сделают другие…

— Ты, вероятно, имеешь в виду ученых?

— Крестьяне одной баварской деревни задали мне такой же вопрос. Я ответил им: бог утаил правду от мудрых и осторожных и явил ее простым смертным и отверженным. Первыми, кто принял заповеди Иисуса Христа, чтобы улучшать мир, были бедные рыбари.

Забарелла невольно отшатнулся. Только сейчас он почувствовал, как опасен этот измученный человек. Ему ничего не стоит произнести вслух такие слова! Забарелла опустил глаза.

— Изобличая церковную власть, ты слишком увлекся, — снова нарушил молчание кардинал. — Ведь у светской власти тоже немало грехов…

— Я осуждал пороки и светской власти, достойный отец! Однако священники являются, или по крайней мере должны являться, наставниками мирян. Ошибки учителей могут вызвать куда больше зла, чем грехи учеников. Вот почему на ошибки учителей нужно обращать особое внимание.

— Ты выступил один против церковной власти, а она единственно непогрешимая власть. Мы хранители и носители вековой традиции, на которой зиждется христианство. Подумай: ты пошел один против всех святых отцов.

— Дело не в том, что церковь обладает самой сильной властью, — возразил Гус. — Важно совсем другое: на нее возложена самая большая ответственность и ей предоставлены неограниченные возможности. Благодатные возможности! Наконец, один ли я иду против нее? Нет, я не один, достойный отец…

— Согласен. Есть другие реформаторы…

— Я имею в виду не реформаторов, — сказал Гус. — Я думаю о своем народе. У меня на родине, достойный отец, таких людей, как я, много. Их — тысячи!..

Забарелла сморщил лоб. Снова вылезли чертовы рожки! Кардинал раздраженно возразил:

— Ты хочешь перевернуть мир одним мановением руки? Нет, милый сын, мир развивается постепенно. Постепенно устраняются и его недостатки. Против всяких перемен исконный и испытанный неприятель — обычай!


Еще от автора Милош Вацлав Кратохвил
Европа кружилась в вальсе

Дилогия о предыстории и начале первой мировой войны, принадлежащая перу известного чешского писателя М. Кратохвила (1904–1988) издается на русском языке впервые. Вскрывая исторические корни трагических событий, автор создает обширную галерею портретов «вершителей судеб» Европы, раскрывает тайны закулисной политики, проводит читателя по полям сражений Галиции и Вердена.


Удивительные приключения Яна Корнела

Роман Милоша Вацлава Кратохвила «Удивительные приключения Яна Корнела» широко известен в Чехословакии и за ее пределами. Автор книги — известный чешский писатель-историк — рассказывает в своем произведении о приключениях молодого крестьянина мушкетера Яна Корнела, участника тридцатилетней войны в Чехии, а также о его злоключениях на суше и на море. Книга, рассказывающая о героях прошлого, является актуальной и в наше время своей гуманистической направленностью и непримиримостью ко всякой агрессии.На русском языке роман «Удивительные приключения Яна Корнела» печатается впервые.


Европа в окопах

Дилогия о предыстории и начале первой мировой войны, принадлежащая перу известного чешского писателя М. Кратохвила (1904–1988) издается на русском языке впервые. Вскрывая исторические корни трагических событий, автор создает обширную галерею портретов «вершителей судеб» Европы, раскрывает тайны закулисной политики, проводит читателя по полям сражений Галиции и Вердена.


Ян Гус

Жизнь национального героя Чехии — Яна Гуса, документально и красочно воссозданная чешским писателем Милошом Кратохвилом, была столь быстротечной, что костер в Констанце, на котором сгорел Гус, казалось, должен был выжечь даже память о нем. Но случилось иное: этот костер стал зарей великого пожара, в котором в конце концов испепелился феодальный строй Чехии.В книге М. Кратохиила читатель не найдет захватывающих приключений, пафоса рыцарских поединков и вообще средневековой экзотики. Ян Гус всю свою недолгую жизнь провел или на кафедре проповедника в Праге, или на дорогах южной Чехии, или в темнице в ожидании неминуемой смерти.


Гнездо

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.