Магистр Ян - [114]

— Не бойтесь называть великие дела великими словами, — приободрил хозяин гостя. — Я всё же потомок древних римлян и пойму вас. Разумеется, было бы прекрасно, — а для нас выгодно, — если бы на месте европейских государств возникла великая мировая империя. Я не знаю, может ли быть что-нибудь прекраснее возвращения к старому, вечно живому призраку Рима. Однако… однако у грез есть одно неприятное свойство: когда человек пробуждается, они покидают его. К сожалению, европейские народы уже избавились — и я боюсь, уже окончательно — от мечты основать империю, — весело усмехнулся итальянец. — Догадываетесь ли вы, кто освободил их от подобных грез?

Заметив, что Аммеризи снова уклонился от делового разговора, Виндэкке нахмурился.

— Мы, мы! — воскликнул Аммеризи, поднося смарагд к левому глазу и зажмуривая правый, словно желая походить на злого одноглазого василиска. — Мы, купцы, нарушили волшебный сон народов. Теперь нам более всего нужна такая единая империя. Городской купец и банкир в любой, даже самой маленькой, стране говорят: «Здесь я зарабатываю, устанавливаю цены, регулирую ввоз и вывоз. Никто не имеет права ограничивать меня». Народы больше не желают сидеть за одним столом и повиноваться главе семьи. Деньги пробудили у них чувство самостоятельности и независимости. Народы выросли, друг, с нашей помощью. Они хотят жить по-своему. Разве мыслима теперь мировая империя? Такое огромное целое должно тяготеть к одному центру. Взгляните-ка на Европу. Деньги текут не в центр империи, а к границам и за ее границы — в порты Антверпен, Брюгге, Гамбург, Геную, Венецию. Золото разрывает империю на сотни клочков. Империя трещит по швам. Нет, нам незачем мечтать о невозможном. Мы будем радоваться, если нам удастся приостановить хаос неудержимого развития. Следовательно, то, что мы можем сделать, — это умерить беснование узких великодержавных интересов, поскольку они вторгаются в наши дела и расчеты. Разумеется, мы сильно продвинулись бы вперед, если бы собор восстановил в церкви мир и порядок.

— Мы оба сходимся на том, что собор должен крепить единство и продолжать заседать… — осторожно направлял разговор Виндэкке в нужное ему русло. — Кто может помешать тут? Папа! А кто может восстановить единство церкви? Римский король, Я утверждаю это не потому, что являюсь его банкиром.

Аммеризи согласился:

— Охотно верю. Ведь мы — и вы, и я — говорим менее всего от своего имени. Если бы вы защищали интересы одного римского короля, то я посадил бы к вам за стол папского банкира Медичи. Я говорю сейчас скорее от имени всех итальянских купцов, а вы — от имени немецких, не правда ли? Но если это так, то следует признать, что один Сигизмунд способен поддержать единство собора.

— Разумеется, на это понадобятся деньги, а у Сигизмунда их нет, — сказал Виндэкке.

— Зато они есть у вас, — спокойно заявил Аммеризи.

— Конечно, мы кое-что имеем… Но одна немецкая торговля не сможет оплачивать такое предприятие, которое принесет пользу и другим.

— Это напоминает мне веселую историю о супруге, который требовал от любовников своей жены денег, чтобы сделать для нее новый, более удобный альков.

— У меня есть проект, — продолжал Виндэкке, твердо решив, что теперь его уже ничто не собьет с избранного пути. — Мы можем вместе разобрать все его основные положения. Во-первых, папа предложил Сигизмунду взятку в двести тысяч дукатов. Король отверг ее.

— Ну и что? — спросил Аммеризи, уже догадываясь, что последует за этими словами.

— Итальянские деньги, которые Сигизмунд не взял, — всё-таки несомненная потеря. Иметь только двести тысяч — не иметь четырехсот тысяч!

— Простите, не понимаю… — удивленно посмотрел на него итальянец.

Виндэкке захохотал:

— У нас говорят: теряя дукат, вы теряете возможность заработать второй.

— Я всё-таки предпочел бы, — усмехнулся флорентиец, — отказаться от народных поговорок и высказать свое мнение только о двухстах тысячах дукатов.

— Вы, наверное, поняли, что я довольно ясно говорил о них как об итальянских деньгах, которые мы хотели бы получить.

— Вы знали, почему отказываетесь от них, — пожал плечами Аммеризи. — Они давались не даром.

— Вы советовали, — упрямо продолжал Виндэкке, — называть вещи своими именами. Ну вот… это были итальянские деньги.

— Хорошо. Это условие принимается. Что же далее?

— Далее — речь идет о баденском маркграфе, тирольском герцоге Фридрихе и майнцском архиепископе. Все они — сторонники Иоанна XXIII и прибыли в Констанц с вооруженными отрядами. У Сигизмунда должно быть, по крайней мере, такое же войско. Иначе ему не одолеть их.

— На это пусть тратят деньги немцы, — сухо заметил Аммеризи. — Только немцы…

— Есть тут масса и других статей расхода, например взятки участникам собора…

— Таких расходов у самих итальянцев немало…

Виндэкке вздохнул. Адская жарища! Свечи накаляют воздух, вино греет желудок, а тут еще эта проклятая одежда! Виндэкке сидит как в парильне, а его хозяин свеж, словно огурчик.

— Наконец, остается еще одно дело — мы можем коснуться его лишь теоретически. Можно ли вообще предугадать, на что решится Иоанн XXIII? Издыхая, хищник бьет и кусает каждого, кто попадается ему на глаза. Не исключена возможность, что римский король прибегнет к силе. Разумеется, для Сигизмунда наших денег не хватит. В этом случае мы должны побеспокоиться об интересах целого.