Магистр Ян - [113]

Вот она, благословенная, тучная, пышная жизнь! Всего израсходовано… сто двадцать четыре дуката и один рейнский гульден.

Встретив рыцаря Освальда фон Волькенштайна за ужином, Рунтингер ввел его в курс своих последних наблюдений. К счастью, на этот раз рыцарь был трезв и жадно ловил каждое слово негоцианта. Рыцарь сидел как на иголках. Ему хотелось как можно скорее сообщить Сигизмунду о делах, которые пахли золотом. Только одного Волькенштайн никак не мог уразуметь: почему Рунтингер выбалтывал ценные сведения, не требуя за них ничего взамен?..

Догадавшись о мыслях поэта по его лицу, Рунтингер улыбнулся:

— Господин рыцарь, вы, очевидно, не можете понять, почему купец служит своему королю бескорыстно, без малейшего вознаграждения. Я рад, что сегодня могу передать свой заработок… поэту.

В тот же вечер Эбергард Виндэкке, оптовый торговец и банкир римского короля, отправился к меняле Аммеризи, официальному представителю флорентийских банкиров и неофициальному посреднику Генуи, Равенны, Болоньи, Ломбардии и Венеции, с которой остальные города были на ножах.

Виндэкке надеялся, что сумеет быстро договориться с Аммеризи: немецкие купцы должны понять итальянских купцов. Банкиры были осведомлены о коммерческих интересах и положении дел друг друга. Аммеризи знал о Виндэкке, а Виндэкке — об Аммеризи всё, что касалось их банков, рудников, хранилищ, гаваней, кораблей, ткацких мастерских и рынков. Даже родные братья не могли бы знать друг друга лучше. Цель у них — общая. Правда, каждый из них хочет свалить на плечи другого большую часть ноши. Виндэкке — в более выгодном положении. Как банкир Сигизмунда, он может выступать от его имени и от имени империи. Желая подчеркнуть свою важность, Виндэкке надел роскошное парчовое платье, опушенное соболем, на пальцы нанизал большие перстни с самыми дорогими камнями, на шею повесил тяжелую золотую цепь с имперским орлом, даром Сигизмунда. Римскому королю легче было подарить этого орла, чем уплатить свои долги.

Знаменитый богач поднимался по лестнице, как истукан, облаченный в жесткое платье.

Слуга распахнул двери в столовую в тот момент, когда навстречу Виндэкке вышел хозяин. Аммеризи не шел, а скорее плыл. Он был одет в свободное платье из тонкой, мягкой пурпурной ткани, напоминавшей кардинальскую мантию. Легкие складки одеяния итальянца живо переливались, не стесняя свободы движения. Хотя платье Аммеризи казалось скромным, однако опытный глаз Виндэкке определил, из какой редкой материи оно сшито.

Аммеризи провел гостя к столу, у которого Виндэкке осторожно опустился в мягкое кресло. Жесткая парча кафтана поднялась и неловко подперла ему бороду. Итальянец проворно придвигал к гостю миски и мисочки с холодными закусками, рыбным желе, майонезами и какими-то пестрыми салатами.

Хозяин потчевал гостя и развлекал его. Разумеется, Аммеризи рассказывал ему только то, что интересовало гостя — мелкие торговые сплетни о своих коллегах — ломбардских менялах, — не переставая следить за тем, чтобы тарелка Виндэкке была полной, а закуски сменялись птицей, жарким, мучными блюдами и огненно-красным вином, которое с особым изяществом доливалось в чеканный кубок. Сам Аммеризи почти не касался яств, — только тогда, когда слуга принес вареные фрукты, обложенные льдом, он начал вылавливать разноцветные ягодины трезубцем из слоновой кости и по-гурмански сосать холодные сочные сливы.

Виндэкке ел не спеша, — только основательное заполнение желудка делает человека спокойным и уверенным в себе. Украдкой Виндэкке наблюдал за итальянцем, пытаясь разгадать его нынешние возможности. Нет, Виндэкке не обманешь легкостью порхающего мотылька. Сам Аммеризи уже при входе окинул гостя с ног до головы быстрым взглядом, и теперь притворялся, что не замечает, как раздражает Виндэкке неудобное платье. Унизанные перстнями пальцы немца не могли справиться с крошечными трезубцами, ножичками и ложечками.

Виндэкке был несловоохотлив в беседе с итальянским шутом. Он больше слушал. К нему подошли слуги — первый омыл его пальцы в миске, а второй вытер их батистовым полотенцем.

— Я думаю, вы разделяете мое мнение, что собор вот-вот распадется? — словно невзначай спросил Виндэкке хозяина.

Аммеризи улыбнулся и ответил словами флорентийской прибаутки:

— Так осенью твердил пророк всерьез: сначала листопад, потом — мороз!

— Разумеется, — невозмутимо продолжал Виндэкке, — мы не можем допустить этого. В наших и ваших интересах не только продолжить заседания собора, но и постараться, чтобы он достиг своей цели — объединил Европу и восстановил в ней порядок. Если святые отцы разъедутся ни с чем, то споры по нерешенным вопросам будут продолжаться во всех странах. Склока, грызня и драка из-за границ будут, как ранее, помехой для торговли… Я полагаю, мне незачем убеждать вас в этом. На это жаль времени.

— Но не жаль его на то, чтобы отведать эти маринованные оливки, — перебил Аммеризи, подвигов гостю миску с зелеными ягодами в масле. — И запить их французским вином…

— Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду, — продолжал немец и взял из вежливости одну оливку, которая показалась ему невкусной. — Всё, что творится сейчас, просто невыносимо. Товар, который мы везем по Рейну, облагается пошлинами шестьдесят четыре раза! Что касается Дуная, то там положение еще хуже. В этом отношении я вижу много заманчивого в политике Сигизмунда: он мог бы раз и навсегда порвать многие путы…