Магистр Ян - [100]

— В Библии нет такого запрета. Напротив, Спаситель сказал апостолам: «Ступайте по всему свету…»

— И ты пошел проповедовать за гумна, за сараи, на пашни южной Чехии. Пошел, несмотря на то, что тебя предали анафеме!..

— По словам пророка, несправедливая анафема — та же хвала: «Будут хулить тебя, а ты…»

— Глядите-ка, он даже гордится своим проклятием! А твои проповеди? Ты подстрекал народ к мятежу!

— Лучше мятеж во имя правды, чем отказ от нее.

— Значит, все священники — дьяволы, один ты — святой.

— Мне известны такие священники, которым я недостоин завязать ремни на их башмаках!

— Кайся! Назови хотя бы одного такого!

— Якоубек из Стршибра и…

— Отлично! Вы слышали? Этот антихрист по твоему наущению ввел причащение из чаши! Ересь, архиересь!..

— Не по моему…

— Молчи! Мы перехватили твое письмо этому еретику. В этом письме ты выражаешь свое согласие с ним!

— Ты подстрекал народ к мятежу против немцев — верных сынов королевства. Ты ненавидишь их!

— Честный немец мне милее недостойного брата.

— Но ты выгнал немцев из университета…

— Согласно уставной грамоте Карлова университета…

— А Виклеф, твой искуситель, этот дьявол, подал тебе пример! Ты хочешь, чтобы твоя душа оказалась там же, где и его? Ты говорил это?

— Я говорил, веря ему, как доброму христианину.

— Твое желание исполнится с лихвой! Мы постараемся об этом! Ваши души встретятся в аду.

— Весь свой бред ты недавно изложил в памфлете против верного сына церкви, своего земляка Штепана Палеча!

— Я прошу представить это сочинение на обсуждение собора. Оно сослужит мне хорошую службу!

Наступила тишина. Магистр сразу почувствовал, как горит его тело и как мучителен новый приступ лихорадки. Гус судорожно вцепился руками в скамью и попытался глубоко вздохнуть. Его глаза затуманились. Он не сразу заметил, как люди расступились, освободив дорогу какому-то новому человеку. Желая увидеть лицо пришельца, Гус подался вперед… и узнал его…

Палеч! Друг Штепан? Друг Штепан?

Палеч остановился и, не поднимая глаз, хрипло произнес:

— Я не знаю более опасного еретика, после Виклефа, чем этот!

Как странно прозвучали слова осуждения из уст человека, который когда-то сам горячо защищал английского доктора! Теперь о Палече говорят, что он — верный сын церкви. К Палечу подошел еще один человек — Михал де Каузис. Этот злобно уставился прямо в лицо Гусу:

— Он упрямый, неисправимый еретик. Мы с Палечем поняли это только тогда, когда на основе его изречений составляли обвинение. Не верьте ему, даже если он отречется. Еще до отъезда в Констанц он написал письмо чехам, в котором говорит: «А если мне придется отречься от своего учения, то знайте: я сделаю это по принуждению, на словах, а в душе и сердце я никогда от него не отрекусь». Собору нечего медлить, — пусть он осудит Гуса на казнь. Иначе собор опозорит себя на веки вечные…

Крики и проклятия прелатов потрясли воздух камеры.

Глаза старика, сидевшего в кресле, медленно открылись, рука на подлокотнике еле заметно подвинулась, и шум тотчас прекратился. В этот момент раздался сухой холодный голос старика:

— Ты возмущал народ против индульгенций, которые продавались во время войны Иоанна XXIII с Владиславом Неаполитанским, союзником антипапы Григория. Что ты скажешь об этом?

Гус попытался ответить. Его губы и горло напрягались изо всех сил, но голоса не было. Магистр должен говорить именно сейчас, не обращая внимания на шум. Он чуть слышно прохрипел:

— Иоанн XXIII готовил крестовый поход ради корыстных интересов. Он объявил своих противников еретиками, хотя никогда не уличал их в ереси и не осуждал за нее ни неаполитанского короля, ни его подданных. Чтобы приобрести деньги на убийство христиан, этот наместник Христа начал продавать индульгенции. Каждый, кто платил деньги, получал от продавцов отпущение грехов. Тому, кто давал больше, прощалось больше грехов. Богачи выкупали свои грехи на сотни лет адских мук, а бедняки — на пару дней.

— Довольно, — оборвал его сухой голос старика. — Всё записал? — спросил он у писаря и снова повернулся к Гусу. — И еще один, последний вопрос: ты утверждал, что светские власти правомочны отбирать имущество у согрешивших священников?

— Если священник ведет дурной образ жизни и совершает тяжкие грехи, светская власть может наказать его…

— Довольно! Запиши! — священник подал знак писарю. — Приведите свидетелей!

Через минуту сюда вошли священник и человек в светском платье.

Гус почувствовал смертельную усталость, он уже не глядел на новых свидетелей. Шум в ушах усилился, и магистр улавливал теперь только отдельные слова и фразы.

— Ты клянешься, что ничего не знаешь… А я дал бы показания даже против родного отца!.. — кричал Михал де Каузис какому-то свидетелю.

Прислонившись спиной к стене, Гус сидел на скамье. Ему казалось, что она движется вместе с полом…

Магистр широко раскрыл глаза. В камере снова воцарилась тишина, и Гус мог уловить глухой голос старца. Старец о чем-то переспрашивал магистра. Но о чем? Чтобы ответить, магистр должен расслышать вопрос. Пусть они спрашивают о чем угодно! Он скажет одно-единственное слово. Это слово: нет! Собрав последние силы, Гус отрицательно закачал головой: нет, нет, нет!..