Магистр - [16]

Через еще три дня к комплексу построек на улице Сианьмэнь подошли подводы. Монахини, воспитанники, настоятель, книги, пожитки, архив, церковная утварь, припасы – все переезжало. Им предстояло проделать несколько десятков миль строго на восток до начала Великого канала и относительно спокойно сплавиться по нему далеко на юг, до Чжэнцзяна, откуда другие подводы повезли бы их несколько десятков миль на запад, в южную столицу Нанкин.

Агнес и Винсент доехали до Великого канала вместе со всеми и отправились на юг по этой древней искусственной водной артерии, многие века соединявшей Хуанхэ и Янцзы (и с самого начала превосходившей по длине будущие Суэц и Панаму сложенные вместе). В Сюйчжоу отец Модест хватился Агнес и велел ее найти. Тщетно. Стали искать Винсента и тоже не нашли. Мальчик и монахиня отделились от спутников еще в Тяньцзине.

* * *

30 августа 1900 года худой черноволосый подросток с виду лет четырнадцати-пятнадцати стоял на пристани города Тяньцзинь, а около него сидела собака – белый, как снег на вершине священной горы Хуашань, зенненхунд. Мальчик и собака смотрели в море, где к горизонту уходил корабль. Это была большая и гордая джонка с жесткими, ребристыми оранжево-красными парусами, настоящая хозяйка морей. На таких «кораблях-сокровищницах», наверное, покорял Южные моря адмирал Чжэн Хэ, средневековый китайский Колумб[33]. Такая громадина «Циин» в середине девятнадцатого века обогнула мыс Доброй Надежды, поразила воображение американцев, а затем отправилась удивлять Англию. Но хотя «Циин» была, конечно, больше, эта, носившее имя адмирала Чжэн Хэ, тоже была немаленькой. А гордой она была, потому что принадлежала неистребимым китайским пиратам, которым не требовались «проекты самоусиления», чтобы распарывать полотна океана. Под алыми парусами «Генерала Чжэн Хэ» бывшая монахиня-пекинка Агнес Корнуолл удалялась от страшного китайского берега в Европу, и теперь с ней все должно было быть хорошо.

Винсент Ратленд сделал для этого все, что смог.

6. Вечная война

Винсент покинул Китай не сразу. Казалось, ничто не мешало ему уехать с Агнес, оставив обреченную империю катиться дальше в преисподнюю. Кто, как не они, побывали в этом аду одними из первых? Боксерское восстание не было случайным эпизодом. Страну тянуло из сна в Красном тереме прямиком в кровавые водовороты речных заводей[34], и ловить в этой воде было нечего.

Так, наверное, подумали читатели, решившие, что юный Ратленд, прагматик во всем, что не касалось вещей, которые он по каким-то причинам решил защищать, незамедлительно покинет тонущий корабль. Не тут-то было. Зачем-то проследив издалека, как обустроился в Нанкине приют монастыря Св. Валента, Винсент прожил в Китае еще почти два года. Автор не хочет описывать все, что делал Винсент Ратленд в Срединной империи, расставшись с Агнес и со Святым Валентом. Каких еще знаний он набирался, где путешествовал, как зарабатывал на жизнь? Отом, что музыкальный кусок хлеба всегда находился в одном из его карманов, мы уже знаем. Однако если музыкальный мир в рамках монастыря и приюта в конце концов воцарился, этого нельзя было сказать о свежих слушателях. Известные своей терпеливостью и смирением китайцы воспринимали приступы дурноты, обмороки и недомогания, возникавшие на концертах воспитанников европейского монастыря, как необходимость. Значит ли это, что Ратленд пользовался этим умением, как придорожный бандит финским ножом и пистолетом? Это не вполне известно автору, но он поведает читателю то, что знает.

* * *

Винсент спал. Он умел это делать – редко, но умел. Юный Ратленд вообще интересовался обычными умениями людей – сном, дружбой, родственными чувствами, любовью. С присущей ему скрупулезностью он читал о них книги, наблюдал за окружающими и пытался их понять.

Нельзя сказать, чтобы у него получалось хорошо. В сфере душевной он был одарен очень скупо и хотя отличался малым терпением и с младых ногтей был скор на расправу (впрочем, всегда стараясь контролировать эти качества), эти минимальные уступки природе объяснялись лишь тем, что Винсент Ратленд был рожден человеком. В остальном – за исключением привязанности к Агнес – большей части человеческого он был чужд, и какой-нибудь сегодняшний психиатр уверенно записал бы его в социопаты.

И все же, всегда оставаясь любознательным, как пятилетний ребенок, Ратленд интересовался человеческим и даже слегка завидовал ему, особенно сну. Он знал: во сне люди видят сны, в это время их мозг работает по другим законам, им открывается что-то такое, чего он в своем вечном бодрствовании, занятом упражнениями ума, увидеть не может.

И еще он уставал. Проходило время, и без сна ему делалось плохо. Если бы Винсент мог сравнить состояние своего организма с состояниями организмов других людей, он бы знал, что ему почти постоянно было довольно плохо, но он не мог этого знать, а просто понял в какой-то момент, что если не научится выключаться, однажды погибнет. Продолжительные детские музыкальные обмороки, сколь бы травматичными они ни были, какое-то время помогали ему держаться. Когда же решение вопроса с ложной музыкой было найдено, он вспомнил их, стал искать методически близкий выход и нашел. Ведь Китай провел с Западом две Опиумные войны. В Китае был опиум.