Магиня - [88]

Меньшикова выдержала пятисекундную паузу, давая возможность людям принять решение. Два человека из задних рядов поднялись и молча покинули зал, остальные даже не пошевелились, устремив взгляды на необыкновенную женщину.

— Хорошо, — вновь заговорила Ксения, на сей раз низким грудным голосом, — теперь я могу сказать вам, оставшимся, что справиться с положением удасться лишь всем вместе, как единому организму, единому сознанию. Это называется — эгрегор. Чтобы он заработал, от вас требуется одно: доверие. Вы должны доверить мне свои чувства, свои мысли, свой разум, позволить мне взять часть вашей жизненной энергии, чтобы противопоставить ее силу той темной силе, что пленила вас и продолжает разрушать ваше сознание, ваши души. У нас есть только одна попытка, второго шанса не будет!

Она снова сделала длинную паузу, медленно оглядывая зал, затем так же медленно вытянула вперед правую руку ладонью к аудитории.

— Доверьтесь мне, люди! — неожиданно гулко прокатилось по залу, будто включилась невидимая мощная квадрофоническая установка. Кажется, срезонировали даже стены. И все присутствующие словно по команде тоже вытянули перед собой правые руки. — Я — это вы! — вновь разнеслось по залу. — Мы едины! Вы — это я!

«Оумм!» — этот чистый и мощный звук внезапно буквально потряс помещение. Светильники вдоль стен разом мигнули и погасли. Но тьма не наступила. Странный рассеянный свет, словно светился сам воздух, заполнил зал. Это жемчужно-голубоватое сияние медленно пульсировало, задавая некий ритм, которому невозможно было не подчиниться. Я скорее почувствовал, чем увидел, что Ксения теперь стоит прямо передо мной, и, повинуясь какому-то внутреннему зову, я протянул к ней руки вперед ладонями. И в тот момент, когда наши ладони соприкоснулись, мной овладело непередаваемое ощущение силы и мощи, спокойствия и любви! Любви всеобщей, всеобъемлющей, всепоглощающей — вечной! В груди вспыхнул огненный шар, но пламя его оказалось не обжигающим, а ласковым и теплым, как летнее солнце, как руки матери, как губы любимой, как улыбка ребенка… В следующее мгновение нежное пламя заполнило все мое естество, омыло каждую клеточку и прянуло во все стороны живительными лучами.

«Оумм!» — грянуло во второй раз, и тысячи таких же лучей, сплетаясь и пересекаясь, заполнили все пространство зала, образуя огненный каркас гигантской полусферы. Световая пульсация ускорилась, потом слилась в единый импульс, поглотивший и людей, и зал, — все вокруг. Показалось, что свет вдруг обрел физическую плотность.

«Оумм!» — ударило в третий раз и световой кокон лопнул беззвучным взрывом во все стороны. Жемчужно-голубое сияние угасло, вновь вспыхнули обычные светильники, и в их бледном бессильном свете проступили привычные очертания зала и людей, сидящих в расслабленных позах с закрытыми глазами. Потом я увидел Ксению.

Она медленно развела руки в стороны и вверх и повернулась вокруг себя, как бы очерчивая невидимую границу.

— Кажется, получилось, — Меньшикова взглянула на меня, и показалось, что я очутился в синей ледяной купели.

— Да уж, — только и смог вымолвить я, непроизвольно передернув плечами. — Что-то не так, Ксения Олеговна?

— Господи, ну откуда ты такой взялся?! — внезапно с отчаянием почти выкрикнула она.

— Да в чем дело?! — Я совершенно искренне не понимал причины ее состояния.

— Идущий… — по ее красивому лицу пробежала волна судороги. — Если бы не ты, они были бы живы! — бросила мне Ксения и быстро пошла к выходу из зала.

— Почему «идущий»?.. Кто «они»?.. — бормотал я оторопело, глядя ей вслед.

Сзади раздалось кряхтение, затем хрипловатый голос профессора произнес:

— Я полагаю, госпожа Меньшикова имела в виду прежде всего своего учителя и наставника Андрея Венедиктовича Золотарева…

— Откуда вам это известно? — резко обернулся я к Вольскому.

— Андрей Венедиктович одно время активно сотрудничал с нашим Институтом и в беседах не раз поминал своих наиболее способных учеников: Ксению Олеговну, Ирину Андреевну…

— Колесникову?

— Кажется…

— Так вот почему она на меня взъелась! — С досады я чувствительно стукнул себя кулаком по лбу и зашипел от боли.

Люди в зале понемногу тоже пришли в себя, но по их лицам было ясно видно, что они ничего не помнят о том, что здесь только что произошло — маги всегда слыли аккуратистами и тщательно следили за тем, чтобы не травмировать понапрасну психику простых смертных. Чего нельзя было сказать о мадхъя.

— Идемте, профессор, — я взял Вольского под локоток и повел к выходу, — а не то вас, чего доброго, попросят продолжить лекцию.

Мы вернулись в кабинет Береста, и тут выяснилось, что ни он, ни его подчиненные ничегошеньки не заметили! То есть совсем ничего! Словно и не было никакой фантасмагорической феерии и массового нашествия шизофреников на управление — ничего!

И вот это, последнее, оказалось для меня абсолютно необъяснимым. А тот, кто мог бы внести ясность, не пожелал со мной общаться.

Бравый комиссар встретил нас радушно и огорошил вопросом:

— Ну как, проконсультировали людей, профессор?

— Каких людей… а-а, да-да, конечно! — Вольский, видимо, сориентировался в ситуации. — Все в порядке, господин комиссар.