Магиня - [17]

Хмуро переглянулись – все были наслышаны про нахальное заявление отшельника, – но полотно отнесли ему немедленно. Завидуя не столько наглости и хватке приморского магистра, сколько его авторитету и незыблемой уверенности простого люда, что Экард-отшельник никогда не обделит, наградит от души, если получит предназначенное ему послание. И так же ясно понимали, отчего юная магиня адресовала вымпел отцу, а не принявшим ее на равных магам.

Вот если бы дорина написала: «Отнести в обитель», то большинство из бродивших в опасной близости от болота охотников и медогонов просто отшвырнули бы полотно в сторону, а в лучшем случае передали с оказией, и хорошо, если обитель когда-нибудь получила бы эту посылку. Но и в этом случае путешествовала бы она не один месяц.

– Спасибо, – уверенно забрав вымпел, сказал магистр и кивнул в сторону устроенной наконец столовой: – Идите горячего отвара выпейте да поешьте свежего хлебца с икрой. Силы наверняка потребуется много. А мы сейчас попытаемся найти точку входа, Ильтар принес искатель.

И пошел навстречу старшему магистру, бережно несущему в воздушных лапах драгоценный артефакт.

Как вскоре оказалось, почти бесполезный. Если маги уходили туманным путем на соседний склон или к подножию горы, стрелка неуверенно показывала прямо на их временный лагерь, но стоило приблизиться к нему, как она замирала, словно в раздумье, или начинала медленно вращаться по кругу.

– Не стоит портить хорошую вещь, – не выдержал наконец Дзерн. – Все ясно, определить точнее через каменную толщу он не может. Все равно уже понятно, они где-то здесь, и остается только подождать очередного сигнала Лиарены. Уж теперь мы его не упустим.

Экард хмуро кивнул и пошел в сторону зарослей; он и сам знал, как много сделали маги для того, чтобы не проглядеть знак Лиарены, если она сможет его подать. Построили дозорную вышку и дежурят на ней по двое, раскинули по всему склону сигнальную сеть и отогнали в сторону надвигавшиеся с запада облака, опасаясь, как бы они не помешали рассмотреть светящиеся буквы, о которых говорили разведчики. И даже сами не разжигали костер, подогревая на бездымной жаровне принесенные из обители пироги.

Не могли они только одного: выяснить наверняка, хватит ли у Лиарены сил, чтобы подать сигнал еще раз.

– Экард…

– Чего тебе? – круто обернулся магистр, сделав вид, будто только сейчас заметил прыгнувшего к нему туманным путем мага.

– Прости… я, наверное, и в самом деле виноват. Ты все правильно сказал… я думаю все эти дни.

– Я всегда говорю правильно, – тяжело вздохнул Экард, рассматривая осунувшегося за последнее время путника. – Жизнь научила хорошенько думать, прежде чем сказать. А вот действую иногда сгоряча, врожденный норов трудно держать в узде. Но если ты мне веришь, выбрось ее из головы. Оглянись вокруг – сколько в дорантах достойных девиц. Вон хоть сестренка ее младшая, яркий цветочек.

– Говоришь ты и в самом деле все верно, – не сдержавшись, горько съязвил Барент. – А сам двадцать лет ходишь возле болота и никаких цветочков не видишь.

– У меня другое, – стиснул зубы отшельник. – Мне половину души и сердца оторвало, законную, проросшую во мне кровью и помыслами. Но и я не ходил бы, если бы знал точно.

Он резко развернулся и пошагал дальше по камням, однако и сам не видел, куда бежит. Гнала внезапно вспыхнувшая в сердце старая боль, в последние дни притаившаяся, отошедшая в тень перед злобным ликом новой беды.

Потому и не сразу заметил взвившийся над склоном тонкий столб жгуче-черного дыма, остановился, лишь услыхав звон и свист потревоженных сторожек.

А оглянувшись и рассмотрев черную нить, не сразу сообразил, что это и есть долгожданный знак, и сначала вспыхнул неистовым возмущением: «Кто посмел разжечь костер? Свои или какой охотник-одиночка, возвращающийся с добычи икры?»

Но через несколько секунд различил расцветающие возле шатра темные цветы открывающихся проходов и спешно схватился за свой жезл, торопясь попасть туда первым.

И все же опоздал, первым оказался Барент. Путник стоял, рассматривая тонкую и плотную воздушную плеть густо-черного цвета, и по его измученному лицу катились скупые слезинки.

– Никогда такой не видел, – невпопад буркнул он, отворачиваясь, и закаменел скулами, когда спины коснулась тяжелая ладонь отшельника.

Однако Экард ничего говорить не стал, ободряюще тиснул худое плечо мага и шагнул ближе к плети, рассматривая, откуда она появилась. Сначала показалось, будто прямо из огромного валуна, так тонка была трещина, но, обойдя камень вокруг, магистр рассмотрел под ним еле заметную дыру, похожую на звериный лаз. Вот из нее и исходила плеть Лиарены, чтобы потом, проскользнув под нависающим камнем, выйти с противоположной стороны.

Магистр присел и осторожно коснулся плети рукой, прекрасно представляя себе, как безрассудно поступает. Но интуитивно верил, что дочь не станет вплетать в свой знак никаких колющих или обжигающих ловушек, какие непременно добавил бы опытный маг.

Плеть мгновенно напряглась и стала упругой, как змея, а потом вдруг стремительно шмыгнула к Экарду и обвилась вокруг него, словно живая.