Магички - [32]
К сентябрю вернулась загорелой и почти белоголовой, в садике предстоял выпускной год, но на последний летний выходной мама отвезла её в деревню, поздороваться с бабушкой и тут же обратно, благо на автобусе полчаса езды.
После традиционных ахов про то, как выросла, после того, как заставили задрать платье, оттянуть резинку трусов и показать, какая там белая, а тут чёрная, бабушка сказала:
— Наська-то — померла, — осуждающим тоном, будто сообщала об очередной скандальной выходке подозрительной соседки.
Светочка прикрыла рот ладонью: она старалась не говорить о смерти при ребёнке, не нужно детям про это.
— Похоронили намедни. Козу Томка Жгалина забрала, они с Наськой вроде как знались, дом родня продаст. А тебе, — наклонилась к Оле и сказала чуть насмешливо, — она завет оставила. Можешь к ней в цветник пойти и нарвать роз.
Олю поразила не столько новость, сколько нежданное слово из бабушкиных уст — у них говорили «в огород» или «на грядки», а цветники были только в сказках Андерсена.
И её в самом деле отвели в пустой сад, где желтела коротенькая трава и росли плотные колючие кусты, усыпанные мелкими чайными розами, хотя почему они так назывались, Оля не понимала — на самом деле они были молочные, лишь слегка подкрашенные заваркой. Дали крышку от коробки рафинада, царапая руки, она нарвала в неё цветов, одних только головок, и ушла. Увезла с собой в город и долго потом хранила вместе с вишневой палочкой. через полтора года, весной, вернувшись из школы, не нашла своих вещей — мама как раз решила сменить мебель в детской, проинспектировала ящики письменного стола и сказала, что в лепестках завелись мошки, поэтому их пришлось выкинуть. Но к тому моменту это уже не имело особого значения.
Вот и всё. Ольга подумала, что безнадёжна — никакого более волшебного обряда в её жизни не случалось, а это разве считается?
Ольгу крайне заинтересовали не только дисциплины, но и личности преподавательниц. Она захотела перечитать их книги, чтобы лучше понять этих женщин, а заодно проследить, как они воплощают идеи Ордена в своих текстах. Выбрала не очень трудный день и после занятий отправилась в библиотеку, которая была открыта ежевечерне, между шестью и девятью часами.
Марго сидела за просторным столом, вызывающим в памяти значительное: «Вас положат — на обеденный, а меня — на письменный», и перебирала какие-то тряпочки.
— Привет, — сказала гостья и, предвидя дальнейшую заминку, напомнила: — Ольга, меня зовут Ольга.
— Здравствуйте, доро… Ольга. Чем могу помочь? — По официальному тону было ясно, что визит некстати.
«Ничего, потерпит».
— Мне бы книжки наших дам посмотреть. Хмельницкой, Рудиной, Янды.
— Минутку. Иванову нести?
— Спасибо, не всё сразу.
Через несколько минут Марго положила перед ней три увесистых тома:
— То, что принято считать лучшим. За «Ангела» Рудина взяла «Большую книгу» года три назад, это — Букер, у последней Янды тираж полмиллиона, стоит оценить.
— Ага, посмотрю.
— Должна предупредить: до Дня Клятвы можете пользоваться только читальным залом, выносить книги из библиотеке вам нельзя.
— Что ж, охотно посижу здесь, — покладисто согласилась Ольга, главным образом потому, что заметила — Марго явно хочет от неё избавиться.
— Хотя в курительной могут быть какие-то экземпляры. Возможно, вам удобнее будет почитать там?
— Да чего уж, я уж тут уж как-нибудь. — Ольга упёрлась не столько из вредности, сколько из любопытства, очень хотелось понять, чему это она так помешала.
Марго дёрнула острым плечом, вернулась к своему столу и принялась вдевать в иглу длинную красную нить.
«Королева ещё немножечко шьёт на дому?» — удивилась Ольга и взялась за книжки. Две были неподъёмно серьёзными, зато бестселлер Янды хотя и носил название «Иисус не смеялся», оказался забавным антиклерикальным детективчиком.
«Для нынешней России тема не только необычная, но и рискованная», — думала Ольга, листая страницы. Некоторые из них слиплись — до того книжка была зачитана.
«Похоже, здесь только к кандидаткам строги, а остальные не отличаются аккуратностью. Морсом её облили, что ли?»
Она посмотрела на Марго: та, опустив острый нос, быстро смётывала два алых лоскутка, высоко вскидывая руку с иглой.
— Далеко замуж выйдете, — неожиданно сказала Ольга.
— Вряд ли соберусь опять, я уже однажды развелась. А почему?
— Мама говорила, кто долгой ниткой шьёт, та за мужем далёко уедет.
— Ну, это я от лени, чтобы не слишком часто вдевать по новой. — Она улыбнулась, и Ольга рискнула спросить:
— А что вы делаете?
— Куколку. Ничего особенного, такое хобби. У меня их уже целый шкаф.
— Марго, милая, а можно взглянуть? Пожалуйста!
Та задумалась, склонив голову так, что волосы почти скрыли треугольное лицо, будто принимала важное решение.
«Надо же, сложности какие — поделки показать. Должно быть, они безобразные получаются, стыдно ей».
— Ну хорошо, — Марго встала, — идём.
Они прошли между стеллажами, углубляясь всё дальше, и Ольга поразилась, сколько же там, оказывается, книг. Воздух был сухим, пахло бумажной пылью.
«То-то у неё такой вид, будто пеплом присыпана, для кожи вредно-то как».
У стены стоял широкий сосновый буфет, более подходящий для столовой или кухни. Марго широким жестом распахнула дверцы, и Ольга, твёрдо собиравшаяся не выказывать никаких эмоций, не сдержалась и вытаращила глаза. Недра шкафа населяли несколько десятков очень странных кукол. Тела были сшиты из грубого серого льна, лица едва намечены, зато платья сделаны из ярких и нарочито дорогих тканей: бархата, шёлка, меха и кружев. Исполнение, правда, всё равно оставалось посредственным. На некоторых Ольга приметила неожиданные аксессуары: например, у одной на шейке в качестве ожерелья надето кольцо с жёлтым топазом, другая держала игрушечную сумочку, у третьей на голове громоздилась уродливая шляпка.
