Магический лабиринт - [35]

ГЛАВА 16

Сначала Сэмюэль Клеменс старался по возможности избегать Сирано де Бержерака. Проницательный француз быстро подметил это, но возмущения не выказал. Если в душе он и возмущался, то умело это скрывал. Он всегда встречал Клеменса улыбкой или смехом, был всегда вежлив, но без холодности. Он вел себя так, словно Клеменс питал к нему симпатию и никаких причин для антипатии у капитана не было.

Прошло несколько лет, и Сэм начал понемногу оттаивать по отношению к былому любовнику своей земной жены. У них было много общего: острый интерес к людям и к механическим устройствам, любовь к литературе, неутихающее стремление к историческим изысканиям, ненависть к лицемерию и самодовольству и глубокий агностицизм. Сирано, хоть был родом и не из Миссури, разделял позицию Сэма, выражавшуюся в словах: «А покажите-ка мне».

Кроме того, Сирано мог украсить любое общество, не стремясь при этом завладеть беседой.

Так что однажды Сэм решил наедине со своим вторым «я», Марком Твеном, разобраться в своих чувствах к Сирано. В результате Сэм понял, — видимо, в душе он всегда это сознавал, — что относился к Сирано весьма нечестно. Француз не виноват, что Ливи влюбилась в него и отказалась его оставить ради своего прежнего мужа. Да и Ливи ни в чем не виновата. Она поступала так по велению своего врожденного темперамента и предопределенных заранее обстоятельств. И Сэм тоже подчинялся своему врожденному темпераменту, своей «ватерлинии» и обстоятельствам. Теперь же, следуя другим, глубоко запрятанным чертам своего характера и подчиняясь давлению новых обстоятельств, он изменил свое отношение к Сирано. Француз, в конце концов, хороший парень, тем более когда научился регулярно принимать душ, следить за чистотой ногтей и перестал мочиться в коридорах.

Сэм сам не знал, верит ли по-настоящему в то, что представляет собой запрограммированный заранее автомат. Иногда ему казалось, что его вера в предопределение — лишь попытка избежать ответственности за некоторые свои поступки. Но если так — тогда это свобода воли побуждает его искать оправдания всему содеянному им, хорошему или дурному. С другой стороны, детерминизм как раз и дает людям иллюзию, что им присуща свобода воли.

Как бы там ни было, Сэм принял Сирано в свой кружок и простил ему все, хотя и прощать, собственно, было нечего.

Сегодня Сэм пригласил Сирано в числе других обсудить некоторые загадочные аспекты того, что называл «делом Икса». Присутствовали Гвенафра, сожительница Сэма, Джо Миллер, де Марбо и Джон Джонстон. Последний был огромен — ростом он превышал шесть футов два дюйма и весил двести шестьдесят фунтов, не имея ни унции лишнего жира. Волосы на голове и на груди у него были рыжевато-золотистые, а руки необычайно длинные и походили на лапы медведя-гризли. Голубовато-серые глаза часто смотрели холодно или отрешенно, но теплели в кругу друзей.

Американец шотландского происхождения, он родился около 1828 года в Нью-Джерси и в 1843-м отправился на Запад, чтобы охотиться в горах. Он стал легендой даже среди легендарных горных жителей, хотя слава пришла к нему не сразу. Когда бродячий отряд молодых, еще не окрещенных кровью воинов сиу убил жену Джонстона, индианку из племени плоскоголовых, вместе с нерожденным младенцем, Джонстон поклялся отомстить. Он перебил столько сиу, что те послали двадцать молодых воинов выследить его и убить, запретив им возвращаться, пока они не выполнят свою задачу. Один за другим они нападали на след Джонстона, но! в итоге он убивал их. Сделав это, он вырезал у них печень и съедал ее сырой, капая кровью на рыжую бороду. За это его прозвали «Пожирателем печени» и «Убийцей сиу». Но вообще-то сиу были: достойным племенем — их отличала порядочность и высокие боевые качества; поэтому Джонстон решил прекратить войну с ними, оповестил их о своем решении и стал их добрым другом. Еще он был вождем в племени шошони.

Умер он в 1900 году в лос-анджелесском госпитале ветеранов и, был похоронен на тесном больничном кладбище. Но в семидесятых годах группа людей, понимавших, что ему не найти там покоя — ведь он привык жить в пятидесяти милях от ближайшего соседа, — перенесла его прах на горный склон в Колорадо и погребла там.

«Пожиратель печени» Джонстон не раз говорил на пароходе, что ему ни разу не пришлось убить белого — хотя бы и француза. От этих слов де Марбо и Сирано сначала делалось несколько не по себе, но потом они полюбили огромного горца и прониклись к нему восхищением.

Когда все выпили по нескольку бокалов, покурили и поболтали на общие темы, Сэм перешел к предмету, который желал обсудить.

— Я много думал о том, кто называл себя Одиссеем, — начал он. — Помните, я говорил вам о нем? Он пришел нам на помощь, когда мы сражались с фон Радовицем, и это его лучники разделались с генералом и его офицерами. Он утверждал, что он — настоящий Одиссей, историческое лицо, чье имя позднее обросло легендами и вымыслами и чьи подвиги послужили Гомеру материалом для «Одиссеи».

— Я о нем никогда не слыхал, — сказал Джонстон, — но полагаюсь на твое слово.

— Да. Так вот, он говорил, что к нему тоже приходил этик и послал его вниз по Реке нам на помощь. После боя Одиссей еще немного побыл с нами, но потом уплыл вверх с торговой экспедицией и пропал, точно сквозь землю провалился.