Магический круг - [206]

— А Вольфгангу известна вся эта история? Ну хотя бы то, что Сэм приходится ему братом? — спросила я Бэмби.

Она немного помолчала, серьезно глядя на меня своими зелеными глазами с золотистыми крапинками.

— Я не уверена, — наконец сказала она. — Но я знаю, что моя мать имела на него очень большое влияние — в основном именно поэтому Лафкадио начал презирать его, хотя он неохотно говорит на эту тему. Я постепенно вытянула часть этой истории у Лафкадио, а ему, должно быть, рассказал ее Эрнест, приехавший много лет назад в Вену повидаться с Пандорой. Видимо, Пандора с самого начала знала всю подноготную.

Еще бы!

Мне вспомнилось, что сказал Вольфганг, глядя на Дунай, бегущий за стенами его средневековой башни, когда мы с ним стояли под ее стеклянным куполом в ту самую ночь: «Отец как-то раз взял меня посмотреть на нее. Я помню, как она пела „Das himmlische Leben“ Малера. А потом отец повел меня за кулисы, и я подарил ей маленький цветок, а она взглянула на меня такими глазами… твоими глазами».

— Взяв в жены мою дочь, — продолжил Серый Медведь, — Эрнест Бен дважды ездил в Европу. Когда Сэму исполнилось три года, Эрнест отправился поговорить с Пандорой, матерью его брата Огастуса, о важном семейном деле. А потом, вскоре после смерти Ясного Облака, ездил на похороны Пандоры и на этот раз взял Сэма с собой. Пандора завещала ему что-то, что он должен был получить лично, объяснил мне Эрнест. Вернувшись в Айдахо, он навсегда покинул нашу резервацию.

У меня остался только один вопрос. И к счастью, я уже так привыкла к ошеломляющим ответам, что даже почти не вздрагивала.

— А как получилось, что после смерти твоей матери ты переехала жить к Лафкадио? — спросила я Бэмби. — Разве к тому времени ты его уже хорошо знала?

— Моя мать вовсе не умерла. Она здравствует и по сей день, если не ошибаюсь… ведь я не видела ее десять лет, с тех пор, как ушла из дома, — прищурив глаза, сообщила Бэмби. — Но по-моему, ты уже давно должна была понять, что именно ее тень маячит за всем этим делом!

Если мать Бэмби, Халле фон Хаузер, «тенью маячила за всем этим делом» и если она и вправду была настолько ужасна, что ее муж сбежал и женился на Ясном Облаке и даже ее дочь Бэмби ушла из дома в пятнадцать лет, перебравшись к Лафу, то справедливо было предположить, что именно Вольфганг поддерживал связь с этой темной ветвью нашей семьи.

— Но какова же роль Огастуса? — спросила я Оливера, надеясь, что он знает.

— Твой отец один из первых в нашем списке, — проинформировал меня он. — Очевидно, его рыцарский роман с матерью Бэмби длился много лет, и хотя сейчас каждый из них уже обзавелся новым законным партнером, между ними, видимо, сохранилось отличное взаимопонимание. Лет десять назад твой отец помог Халле фон Хаузер хорошо устроиться в Вашингтоне, благодаря чему на данный момент она уже приобрела большое политическое влияние как в Америке, так и за границей. На самом деле, распутывая связи этой парочки, надо держать ухо востро. Заседая в составе правления нескольких музеев и серьезной газеты, Халле является известной в столичном обществе акулой…

Святое дерьмо!

— А та газета, часом, не «Вашингтон пост»? — вмешалась я. — И фамилия нового муженька Халле, часом, не Вурхер-Лебланк?

От такого сочетания несло явным голландско-бельгийским душком, доносившимся из того самого места, где находился гиммлеровский nouveau paradis, то бишь новый парадиз, как говорят в тех краях.

Оливер улыбнулся.

— Ты, несомненно, хорошо поработала на досуге.

Естественно, она предпочла слегка подкорректировать свое имя, назвавшись Хеленой на тот случай, если вдруг в чьей-то памяти всплывет особа с редким и запоминающимся именем Халле. Мне также вспомнилось, с каким интересом на том ужине в Сан-Франциско мой отец и его последняя жена Грейс пытались выяснить, что именно мне известно о моем наследстве. Они даже устроили пресс-конференцию с целью выпытать дополнительные сведения у душеприказчика, а также получить хороший предлог для дальнейших разведывательных звонков мне домой — в надежде на более ощутимые успехи — относительно содержания и местонахождения манускрипта, находившегося в распоряжении Сэма. Позвонившая мне позднее миссис Вурхер-Лебланк из «Вашингтон пост» не сказала, что она репортер, а заявила только, что хотела бы приобрести мои бумаги. Сейчас я уже почти не сомневалась, что в роли этой покупательницы выступала именно мать Вольфганга и Бэмби, Халле фон Хаузер.

Знала ли Джерси о том, что ее сестра жива, или о том, что она и мой отец, закончив плотские игры, слились в экстазе на духовном поприще? Она пока не говорила мне об этом, но вскоре слова Серого Медведя прояснили ситуацию.

— Естественно, у меня возникли серьезные подозрения насчет такой внезапной, необъяснимой смерти первой жены и сына Эрнеста, — заметил он мне. — Но у меня не было никаких доказательств того, что они живы, вплоть до недавнего расследования, проведенного Сэмом в Юте. По мнению Сэма, твоя мать и Эрнест пришли к выводу, что лучшей защитой их детей от прошлого будет полное неведение.

Я собиралась уточнить кой-какие детали, когда Серый Медведь резко сбавил скорость «лендровера» и свернул с трассы. Лесная дорожка, густо усыпанная покрывалом из сосновых иголок, источала сильный хвойный запах. Бэмби, Оливер и я, погрузившись в молчаливое спокойствие, смотрели, как осторожно Серый Медведь маневрирует на своем крупногабаритном джипе по узким дорожкам между плотными рядами сосновых лап, сплетенных наподобие гобелена. После бесконечного кружения по лесу дорога наконец плавно пошла в гору, и мы направились прямиком к вершине. Когда подъем стал слишком крутым, Серый Медведь затормозил около узкой расселины и выключил мотор. Он повернулся ко мне.