Магический кристалл - [59]

9

Императорский дворец был превращен по сути в монастырь, а самые его лучшие части в храмы, где дважды в день служили литургии. Вместо обычной пестрой свиты, всюду следовавшей за Юлием, были монахи и монахини в черных длиннополых одеждах и с веревочной петлей на шее, которая одновременно была и поясом, обязанности придворных исполняли священники во главе с темнокожим понтификом Гавардалом, который теперь стал еще и комитом.

Император почти никого из светских не допускал к себе и последние годы жил во дворце безвыездно, управляя империей и армиями через первосвященника; тот, в свою очередь, через своих монашествующих наместников, сидящих в провинциях и крупных городах. Как и дворец, весь Ромей был поделен на приходы, к которым приписали жителей вечного города вместе с их челядью и рабами, храмы Солнца, Юпитера, Дианы, Изиды и Сераписа, а также церкви манихеев и митреумы были перестроены в марманские. Оставался нетронутым лишь храм Весты, и то потому, что весталки запаслись топливом, замуровали себя внутри и при попытках взломать двери бросались горящими головнями.

После реформ Юлия, длившихся несколько лет, в империи, и особенно в Ромее, наконец-то утвердился порядок, и пустая казна стала пополняться за счет десятинного сбора с приходов, за которым следили не воровитые фискалы, а воздержанные монахи, при жизни обрекавшие себя на голод и лишения. Ими становились не только простые прихожане, плебеи и люмпены, желающие посвятить себя служению господу, но и состоятельные олигархи, сенаторы, ветераны, прослужившие в легионах более пятнадцати лет, вольноотпущенные рабы, стареющие гладиаторы и даже заключенные тюрем. Сами тюрьмы, некоторые военные лагеря, театры и даже Большой цирк были преобразованы в монастыри с суровым уставом, где готовили миссионеров. Для того чтобы достигнуть чистоты тела и духа, а значит, и совершенства, марманство проповедовало смирение и воздержание во всем и везде, поэтому Юлий в первую очередь заботился об аскетичности жизни в императорском дворце, чтобы своим примером увлечь за собой подданных. Он самолично разрушил дворцовые термы, разбив молотом мраморный лежак, поскольку нельзя было нежить тело, велел раздать бедным скот и птицу со своего двора, чтобы не чревоугодничать, спал на деревянном ложе, подстелив дерюжку, и вставал вместе с монахами на утреннюю молитву.

Эта иная жизнь началась внезапно и чем-то напоминала его неожиданное восхождение на престол, только вместо тюрьмы он был прикован к постели, охваченный болезнью, и вместо Антония к нему пришел черный монах по имени Гавардал. Он сказал, что излечит императора одними молитвами, если Юлий введет единобожие, утвердив господа Мармана во всех провинциях, а всех иных богов извергнет.

Кроме смертной тоски, коей император страдал с тех самых пор, как увидел исполина в каменоломне, он утратил дар речи, точнее, говорил, но только на арварском языке, и чтобы никто не узнал об этом, попросту молчал. Поэтому на предложение монаха лишь кивнул без всякой надежды, а сам подумал, что придется и его казнить, как было казнено несколько лекарей и архиатров. Шесть дней и ночей молился Гавардал, стоя на коленях перед виселицей, ' а Юлий тем временем обливался кровавым потом, источая из тела жир и страшное зловоние. Слуги не успевали обтирать его и менять одежду, во дворце стоял угар, хотя окна были растворены, посохли виноградные лозы, увивавшие южные стены, и закоптились беломраморные сводчатые потолки. На седьмой день император ощутил облегчение, отступила тоска и он даже погладил собаку, неизвестно откуда забежавшую во дворец.

На восьмой к нему вернулась речь, и первыми сказанными словами были:

— Исторгну всех богов, кроме твоего, монах.

Гавардала он произвел в понтифики и с его помощью начал реформы, длившиеся долгих семнадцать лет. Империя роптала, горела от случайных пожаров и поджогов, проливала кровь в междуусобных столкновениях, когда приверженцы Митры и Мармана шли друг на друга, отстаивая свои храмы и богов. Восстания, беспорядки и бунты потрясали Ромей каждый год, однако иначе было не переломить ход событий.

Когда Юлия спустили с гор от каменоломни, не только жизнь, но и власть в его руках едва теплилась, придворные ждали кончины и уже дрались за трон. И лишь благодаря Гавардалу он сумел подняться и по прошествии лет так укрепил свое владычество, что можно было думать о возвращении прежней божественности императорского положения. Наконец-то прекратились войны во всех четырех частях света, и то, что невозможно было достичь силой легионов, начали делать монахи-миссионеры и священники, не требующие оплаты, как солдаты и полководцы. Победы стали не блистательными, как прежде, зато убедительными и навечно покоряли народы, воинственный дух которых не могли смирить многие императоры. Светлые воины Мармана — так называли себя монахи, проходили сквозь самые укрепленные рубежи и границы, оставляя за собой виселицы и храмы, с которых потом взимались десятины. Эти воины часто гибли от нечестивых варварских рук, но за ними шли новые с еще большей охотой, поскольку смерть во имя господа делала их святыми. И наконец-то силой божьего слова была пробита неприступная крепость — правый берег Рейна, куда монахи принесли виселицу и мало-помалу смирили дикий нрав герминонов.