Магеллан - [9]

Даже в Аравии легкое огнестрельное оружие было в то время почти неизвестно. Так, в Йемен египетские и турецкие войска привезли первые ружья лишь в 1516 году. В одном арабском сочинении того времени есть весьма любопытное описание огнестрельного оружия, показывающее, что для автора и его соотечественников это оружие было подлинной новинкой, вызывающей растерянность и изумление: «Солдаты повелителя румов[11] были вооружены самострелами, из которых стреляли пулями. Это самое поразительное оружие, и кто бы ни противостоял ему, — будет побежден. Это — нечто вроде пушки, только длиннее и тоньше. Оно — пустое, и, наполнив порохом эту пустоту и вложив туда же кусок свинца величиною с финик, этот самострел разряжают с помощью запала из основания, и если он поражает кого-нибудь — тот должен погибнуть, ибо заряд входит с одной стороны и выходит с другой».

Естественно, что португальцам, давно уже освоившим огнестрельное оружие, нетрудно было одерживать победы над своими храбрыми, но плохо вооруженными противниками. Позднее, когда им пришлось столкнуться в Индийском океане с венецианско-египетским флотом, они принуждены были испытать и тяжелые поражения.

Но в Момбасе военно-техническое преимущество было целиком на стороне португальцев. Мощным залпам корабельной артиллерии д’Альмейды защитники города могли противопоставить лишь несколько неумелых выстрелов из устаревших бомбард. Во время уличных боев португальцы широко пользовались аркебузами[12]; большинство португальских воинов вело бой в доспехах. Все это обеспечило португальцам победу.

Ограбив и разорив Момбасу, д’Альмейда хотел немедленно отправиться в Индию. Но сначала противный ветер не позволил начать дальнейшее плавание, а потом произошла авария: «Лионарда» наскочила на камни и потеряла руль. Корабль удалось снять с камней, но, так как запасного руля не было, пришлось снова задержаться, пока изготовляли новый руль из запасных частей других судов армады.

Только 18 августа армада покинула Момбасу, взяв курс на Индию. Ветер был попутный, и 27 августа с кораблей увидели индийский берег.

Индийская служба

«Не трудно убедиться, что среди всех бедняков нет никого беднее солдата, так как он существует либо на ничтожное жалованье, которое вовсе не выплачивается или выплачивается с опозданием, либо на то, что награбит собственными руками с явной опасностью для своей жизни и совести!»

Мигель Сервантес, «Дон-Кихот».

Началась индийская жизнь Магеллана. Он все еще находился в тени: документы и хроники тех дней упоминают о нем чрезвычайно редко. Некоторые его биографы пытаются объяснить это исключительной скромностью Магеллана, действительно не любившего говорить о себе, а тем более подчеркивать свои заслуги. Но вряд ли эта черта его характера является причиной того, что деятельность Магеллана упорно замалчивалась во все время его службы за морем.

Вернее всего такое отношение к Магеллану объяснялось узко-сословным, кастовым характером верхушки армии феодальной Португалии. Выходец из разорившейся семьи мелких дворян, уроженец далекой, затерянной в горах Траз-уж-Монтиш, Магеллан был чужаком среди родовитых и богатых военачальников.

Подобно Мигелю Сервантесу и Луижу Камоэншу, тоже обедневшим, мелким дворянам, он знал лишь труды и лишения. Слава же и награды доставались узкому кругу любимцев короля — влиятельным и знатным вельможам.

И все же каждый раз, когда в документах того времени встречается имя Фернандо Магеллана, всегда речь идет о смелом подвиге, благородном поступке или о проявлении редкой для того времени независимости и способности отстаивать свои мнения даже против таких людей, как д’Альмейда и прославленный полководец Аффонсо д’Альбукерк[13].

Аффонсо д’Альбукерк. Рисунок в португальской рукописи XVI века (Британский музей).

За годы индийской службы Фернандо Магеллан прошел тяжелую школу. Долгие месяцы дождливого сезона, когда непрерывный тропический дождь заливает наскоро сколоченные бараки, сухари покрываются плесенью, а огнестрельное оружие ржавчиной, ему приходилось сидеть в заброшенных крепостях индийского или африканского берега, чувствуя вокруг себя настороженный, молчаливый, враждебный город, жители которого ждут удобного часа, чтобы уничтожить непрошеных гостей.

Несколько раз, страдая от индийской лихорадки или от раны, полученной в бою, он подолгу лежал в переполненном походном госпитале, где вокруг умирали товарищи, а лекарь терял голову, не зная, как лечить незнакомые тропические болезни.

Пришлось ему изведать и немилость командира, когда он долгие дни томился от вынужденного безделья, а приближенные вице-короля презрительно усмехались ему в лицо и перешептывались за спиной.

На его долю выпала честь совершить несколько плаваний в морях, которые никогда до тех пор не посещали его соотечественники. Вместе с товарищами он смело двигался по неизведанным путям, когда за каждым мысом или за излучиной берега мог открыться незнакомый город — достойная добыча для смелого война, а может быть, и эскадра врагов, готовая уничтожить корабль дерзкого пришельца.

Но больше всего ему пришлось воевать. Он бился на узких улочках восточных городов, когда женщины и дети бросали с крыш камни и песок, лили кипящую воду или смолу, а мусульманские бойцы шли с песней в последний бой. Он участвовал в морских сражениях, когда два корабля, сцепившись острыми крючьями, превращаются в поле битвы, на палубах и в трюмах идет отчаянная резня и в море валятся сотни раненых и убитых.