Магазин потерянной любви - [10]

ЛИЗА БЕРКОВИЦ — САМАЯ ПРЕКРАСНАЯ СВЯЗЬ

Хьюлет считала эту связь не только прекрасной, но и в значительной мере определившей её будущее.

Джони повстречал Лизу в кафе «Ориона», как раз закончив писать сюжет о троллейбусе, который никуда не едет. Дуги этого троллейбуса были опущены, он стоял у Политехнического музея, словно экспонат, а из окна на Джони смотрела Vi и как бы вопрошала, окидывая взглядом комиссионный магазин: «И когда этот покупатель уже уйдёт?» Покупатель же не уходил. Он никуда не спешил и подолгу рассматривал то то, то сё. «То то, то сё, — играл словами Викин покупатель. — Товар уценён до представлений Господа Бога».

Лиза спросила, что он тут пишет. То то, то сё, — ответил Джони и всё смотрел, какое умное у неё лицо. Они выпили по коктейлю да так и просидели до закрытия, раздвинув синие жалюзи и глядя в окно на Изумрудную улицу. Лиза говорила с довольно сильным акцентом, но в отличие от большинства молодых придурков — по существу. В Россию она приехала из любопытства, она археолог. Для американцев любая страна — раскопки.

Несомненно, между ними возникло взаимопонимание, а спустя день, переходя улицу у аптеки «Ригла», Джони наткнулся на неё вновь и теперь уже знал, что не случайно. Прислонясь к столбу, Лиза пинала пустую банку и та постепенно наполнялась из лужи. Моросил дождь. «Как твоя фамилия?» — едва слышно спросил он Лизу, чуть прикоснувшись к ней и поглядев в сторону троллейбусной остановки. Как и в случае с Викой, там стоял троллейбус, который никуда не ехал.

— Берковиц, — ответила Лиза, оставив банку.

Теперь он и сам вспомнил. Её дедушка был серийным убийцей в Нью-Йорке. Он работал, не покладая рук, и к моменту заключения добился славы.

— Почему ты спросил?

— Не знаю.

Он и вправду не знал. Словно её дедушка, он убивал одно за другим представления о жизни и теперь искал, кого бы ещё убить. В сущности, он листал альбом современного искусства, не находя подходящей страницы, чтобы остановиться. Новых представлений там не осталось, а из окон лектория в Политехническом проезде на него поглядывал призрак Реввоенсовета. Не то чтобы этот призрак был смертельно опасен, но, как и в пору Советской власти, лучше бы с ним не встречаться. Призрак по-прежнему воевал со всем миром и думал, что побеждал.

Лиза вновь пнула банку. Та стукнулась о водосточную трубу и замерла. Как заведённый, над ними переключался светофор. Интервал, отведённый для пешехода, был примерно втрое короче интервала для машин, и Джони вдруг припомнил «The Communist Light Show» Scapegoat (Let Our Violins Be Heard, 2005).

Мысленно он то и дело возвращался к Vi. Вика Россохина не давала покоя. Её страница в альбоме современного искусства оставалась чистой. Представление о жизни в Викином понимании зависело прежде всего от характера выставки и бюджета. Именно поэтому никто и не собирался включать её работы в реестр. Другими словами, Дэвид Берковиц (читай Джони) гонялся за нею по всему Нью-Йорку, и напрасно: всякий раз Вика убегала от него.

Лиза не знала своего дедушку, но много о нём читала. Хьюлет всё спрашивала, что ещё за Берковиц, а примерно через месяц он познакомил их.

Тут-то и началась самая прекрасная связь.

Джонин вирус будто передался им обеим, и они были на верху блаженства. Хьюлет наконец-то влюбилась, а Лиза не верила своему счастью. Она сдала билеты до Нью-Йорка, забросила курсы археологии и то и дело продлевала визу. Насчёт археологии — обнаружив Хью в этой заснеженной пустыне, Лиза считала своё открытие в сто раз лучше любых раскопок. Её профессиональное увлечение, таким образом, дало Берковиц необыкновенный результат и в личном плане. «Everything in the garden is rosy (всё как нельзя лучше, сад полон роз)», — говорила она.

Чего не скажешь о Джони: он понимал, что никаких роз в его саду нет. Иначе говоря, он упустил Лизу. Упустил внезапно, неожиданно для себя и навсегда. От безумия удерживали лишь дружеские отношения с Хьюлет, ну и, конечно же, его чудесная Vi. Забыть её было немыслимо, да и троллейбус с Викой Россохиной всё ещё стоял. Как стоял, так и стоит себе в Политехническом проезде, утешался он. У каждого свои раскопки — в этом всё дело.

Внутренний же его голос не сдавался. «Викин троллейбус сломался!» — кричал он спозаранку и до ночи, но Джони не верил. Пусть и сломался — он был намерен починить его. Что касается Лизы, Джони не сомневался, что она счастлива, а Хьюлет и подавно. Да и мог ли он вообще нарушить идиллию? Чужое счастье — что предмет искусства. Созданный произвольно и неумышленно — он лишь добавляет себе цену. Цена со временем растёт. Именно поэтому счастье и не купишь.

Спустя некоторое время они дождались снегопадов, сняли номер в «Сретенской» гостинице и пригласили к себе Джони. Так в первый раз друзья провели вместе Рождественскую ночь. Для Джони это были незабываемые каникулы. Работа в «Прекрасном мире» всё больше изматывала его, и он хватался за каждую возможность сбежать оттуда.

Дальше они неизменно повторяли этот опыт в течение трёх лет. Что бы ни случилось, 24 декабря Хьюлет, Лиза и Джони запирались в одноместном номере под крышей, читали Бродского, слушали «Oh Holy Night» Brand New и занимались любовью. Под утро Джони уходил — тихо и незаметно, стараясь не беспокоить подруг, а спустившись в метро, молился за них — ангелы, что ещё скажешь.