Магаюр - [13]

В начале года у бабушки Юли случился инсульт.

Ранней весной утонул Пётр Иваныч на рыбалке, в погоне за щукой.

Яковлев сводил наследников с интеллигентом, тот покупал дома и, как догадывался молодой председатель, прописывал туда множество своих знакомых, после чего они делились с ним «штрафными» деньгами.

Из-за того, что количество жителей увеличилось, денег на каждого в отдельности стало меньше. Но вскоре кто-то завёл в деревне кавказскую овчарку, которая – на въезде в деревню со стороны Москвы – с огромной скоростью бросалась на машины. Водители невольно прибавляли газу, чтобы оторваться от неё, и попадали под камеру. Денег стало больше.

Мужики сидели целыми днями в бане у плотника Ильи, который перестал плотничать, пили пиво, смотрели футбол и делали ставки на результаты матчей.

Яковлев собирался устроить с Ильёй серьёзный разговор, и вдруг несчастный случай – плотник отравился жасминовой настойкой.

Где-то через месяц Яковлев шёл вечером по деревне. У своего дома на лавочке сидела древняя «раннесоветская» бабуля Нина Петровна.

– А вы чего тут ночью сидите, народ пугаете? – спросил Яковлев.

– Жду, пока меня похоронят… – ответила она.

Яковлев знал, что у Петровны давно путаница в голове, и прошёл мимо, домой. На следующий день почтальон обнаружил её мёртвой. Медэксперт из райцентра засвидетельствовал, что смерть наступила несколько суток назад. После похорон Яковлев позвонил интеллигенту, тот обрадовался, а вот председателю было невесело. Он стал меньше выходить из дома, говорил по телефону и проверял электронную почту только по крайней необходимости, телевизор не включал. Много курил. Когда ходил в баню, представлял, что вода стекает сквозь половые доски в потусторонний мир и превращается там в куски льда, сыплющиеся на тамошних обитателей, давно к этому привыкших. Тётка Ася заходила к нему, приносила еду, убиралась, причитала: «Темнее тучи… Что за напасть… Тебе бы к целительнице в Михайловку…»

Как только доходило до целительницы, Яковлев гнал её.

Дом Яковлева стоял на холме перед лесом, вид был на всю деревню и дальше – на неубранные кукурузные поля. Как-то он сидел у окна в дождливый ветреный вечер, когда уже наступали сумерки, и увидел, что по главной дороге – улице Ленина – шла Смерть. Прямо как на картинках: в плаще и с косой, смотрела по сторонам. Яковлев быстро и криво перекрестился, подумал: а что, если за мной? Готов ли? И понял, что не готов. Смерть вдруг присела и стала завязывать шнурок на показавшемся из-под плаща кроссовке. Яковлев схватил охотничий бинокль, который лежал на подоконнике, навёл его на Смерть и узнал Гошу Вершка – в чёрном длинном дождевике. В одной руке и правда была коса, а в другой – пакет с накошенным клевером для кроликов.

Вскоре исполнился год с тех пор, как установили камеру. Яковлеву надо было писать отчёт о результатах эксперимента. Он долго откладывал, не спал ночами, маялся. То напишет, что дополнительное финансирование спасает местных жителей, то что они потеряли всякое желание трудиться.

Размышляя о том, сколько бед принёс интеллигент из Москвы, Яковлев решил изучить вопрос и залез в энциклопедию. Там он прочитал, что интеллигенция по-латински означает мыслительную деятельность. «Не надо мыслить, – подумал Яковлев. – Мысль у крестьян всегда упирается в деньги. Их доброта – это просто невозможность довести мысль до конца… Зачем Юля погибла – чтобы мы испытали себя? Но как смириться с тем, что испытание не пройдено?.. В Москве не будут долго думать, как нам помочь… Мысли сводят с ума. Лучше не мыслить. Мыслят без конца интеллигенты, но с интеллигентом в Переславичи пришла смерть. Нет. Нельзя перекладывать вину. Всё началось с меня. Я написал депутату… От меня уходила Юля… Смерть – это я».

В это время по улице Ленина, на радость всем местным, неслись прямо на камеру «жигули» новейшей модели. В них сидел мужик. Он крепко вцепился в руль и азартно подпрыгивал на кочках. Думал он в это время вот что: «Какой же русский не любит быстрой езды? Чёрт побери всё!» И всё летело мимо него: летели километры, летели навстречу бабушки в платочках и их вёдра с яблоками, летели сельские автомойки, где можно в любой момент подкачать колесо, летел с обеих сторон лес с тёмными рядами елей и сосен, с визгом бензопил и вороньим криком, летела вся дорога невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено было в этом быстром мелькании, где не успевает стать понятным пропадающий предмет, – только небо над головой и слабое солнце кажутся неподвижными.

Винтажный полёт

Валерий Александрович давно не был в лесу, а теперь выдался случай. Он шёл, раздвигая руками ветки деревьев, ногами приминал вылезшие на тропинку стебли папоротника. Иногда его пугал шорох в кустах – Валерий Александрович тайком ушёл из дома и ждал, во всяком случае подсознательно, что его начнут искать, – но это были лишь птицы. Он вдыхал свежий воздух и как в первый раз смотрел на листья, пропускающие солнечный свет, на паутину, и даже лежащие тут и там пустые бутылки и банки не омрачали его настроения. «Люди, отягощённые неискренним чувством вины перед природой, видят в них только мусор, – думал Валерий Александрович, – но как это поверхностно! Опустошённые бутылки свидетельствуют о редких минутах блаженного спокойствия, которые предоставляются человеку так редко, о радости, об удовольствии, о самой жизни, которую те, что принесли эти бутылки сюда ещё полными и оставили пустыми, но небессодержательными, ощущали так остро». В этот момент он завидовал им, этим беззаботным незнакомцам, которые попивали тут водочку, пели песни, грелись у костра, окунались в естественное, бездвижное и весёлое, состояние мира.