Мафия и власть - [15]

— О-о, — стонал Потрох, присев на корточки и раскачиваясь взад-вперед.

Сержант повернулся и в упор посмотрел на него.

— Не бей, — простонал Потрох, — я сдаюсь…

Не обращая внимания на слова, Сержант еще дважды отоварил пришельца по почкам и пинком заставил его распластаться на дощатом полу, быстро обыскал и вытащил из-под куртки пистолет и нож. Такую же процедуру он произвел с Трубой и Хламом. Затем на валявшихся на полу «гостей» вновь посыпались пинки. Помахав изъятым у Потроха пистолетом, Сержант рявкнул:

— Подъем, засранцы!

Поверженные засранцы тяжело заворочались и с кряхтеньем поднялись. Корчась отболи, Труба с усилием сфокусировал взгляд на лице Сержанта и с ненавистью прошипел:

— Ты что делаешь, козел? Я же тебя посажу!

— Пока что я тебя положил, — хладнокровно возразил Сержант. — Ксиву свою фальшивую можешь себе в жопу затолкать — меня на такой херне не проведешь. Короче, шагай вперед и помалкивай, а то еще схлопочешь.

Высокомерие врага до глубины души возмущало братков, привыкших быть всегда хозяевами положения. Однако сопротивляться они не могли — Потрох еле шел, согнувшись от боли в сломанных ребрах, Хлам никак не мог остановить кровь, лившуюся из расплющенного носа, а у Трубы кружилась голова и к горлу подкатывала тошнота. «У него тут все схвачено», — со страхом подумал Труба, видя, как приветствуют пожилого Сержанта попадающиеся навстречу охранники. Когда процессия подошла к зловещим воротам участка номер семь, на котором располагался особняк Варяга, Труба остановился и заявил:

— Не, мужик, я туда не пойду!

— А куда же ты хочешь, родной? — ласково полюбопытствовал Сержант. — Домой к маме?

— В ментуру лучше, только не туда, — жалобно ответил Труба, сам понимая, что мелет ерунду. Сержант искренне рассмеялся, и по его знаку стальное полотнище ворот поползло в сторону, открывая величественный фасад особняка, тщательно подметенную брусчатку двора и застывших угрюмых молодцов в камуфляжной форме и с автоматами наизготовку. Труба вновь умоляюще заскулил, но Сержант, не слушая, толкнул его в спину со словами:

— Иди, не бойся, никто тебя не тронет. Шеф у нас добрый!

Варяг и впрямь попросил Сержанта, взявшего на себя охрану особняка, по возможности избегать кровопролития. Оговорку Варяга — «по возможности» — Сержант понял в удобном для себя смысле и решил: если эти козлы будут выпендриваться, втихаря пристрелить всех троих в подвале, а потом вывезти покойников с мусором…

* * *

Бойцам, получившим по телефону приказ Репы отправиться на сбор дани, повезло еще меньше, чем Трубе и его друзьям. После звонка они дисциплинированно собрались, позвонили на пульт милицейской охранной сигнализации (в квартире оставалось немало ценных вещей, и пацаны опасались взлома), тщательно заперли стальную дверь, спустились во двор, уселись в красную «тойоту» и покатили к центру. Их было пятеро, возглавлял группу румяный, цветущего вида верзила по кличке Гнилой. Конечно, братки не знали, что Колян сдал их адрес отставному полковнику Чижевскому и квартира взята под наблюдение.

Наблюдатель в доме напротив оторвался от окуляров телескопа, взял рацию и отдал короткий приказ. Из его окна было видно, как из соседнего двора выехала неприметная бежевая «шестерка» и уверенно повела красную «тойоту».

До антикварного магазина доехали без приключений. Бойцы через подворотню въехали во двор, оставили там тачку, вышли из подворотни и гуськом просочились в магазин. С одинаковыми стрижками «под ноль», с одинаковыми бычьими шеями, в почти одинаковой одежде, они производили довольно странное впечатление.

— Как будто в форме, — выразил общее мнение широкоплечий седой мужчина лет сорока, сидевший за рулем «шестерки», припаркованной на противоположной стороне улицы. Два пассажира невнятным угуканьем подтвердили верность наблюдения. Обоим было на вид от сорока до пятидесяти лет: седина, выцветшие глаза, иссеченные морщинами лица старили их, но широкие плечи и подтянутые фигуры, наоборот, молодили. Все трое раньше были военными разведчиками, успели послужить и в диверсионных отрядах, и в заграничных резидентурах ГРУ и вышли в отставку по различным причинам: водителя, майора Сергея Абрамова, уволили за пьянство; майора Ивана Лебедева — по состоянию здоровья: в Чечне он, не разобравшись, расстрелял из пулемета деревенский дом, в котором прятались мирные жители, и свидетелем этого инцидента стал, как на грех, некий западный журналист. Капитан Фарад Усманов рапорт об увольнении подал добровольно, озверев от, как он выражался, «этого бардака». С Чижевским Абрамов когда-то познакомился в военном госпитале, где залечивал полученное в Афганистане ранение. С тех пор они периодически перезванивались. Отставные разведчики-«грушники» не торопились устраиваться на работу в коммерческие структуры, поскольку современные российские коммерсанты вызывали у них брезгливость. Однако когда Чижевский сообщил Абрамову, что работает на человека, фактически возглавляющего концерн «Госснабвооружение», бывший боец невидимого фронта задумался. Название «Госснабвооружение» звучало как-то очень солидно, а старый служака испытывал ностальгию по солидной государственной службе. Чижевский в свою очередь испытывал острую нужду в настоящих мастерах тайной войны. Надо сказать, что Чижевский ставил «грушников» гораздо выше «комитетчиков», хотя сам принадлежал именно к последним — в этом проявлялось его профессиональное беспристрастие. В конце концов он привлек на службу Абрамова и двух его приятелей, — правда, не подписывая никаких трудовых договоров. Отставные офицеры работали напрямую с Чижевским, выполняя только его распоряжения. Он заключил со своими новыми подчиненными джентльменское соглашение: в круг их обязанностей входит только то, что связано с официальной деятельностью концерна.