Мадрапур - [30]

Индуска хмурит брови и с угрожающим видом глядит на миссис Бойд и на меня, поочерёдно наставляя на нас пистолет.

Я храню молчание.

— Прошу вас, мистер Серджиус, — говорит миссис Бойд. — У меня ужасно чешется нос.

— Я очень сожалею, миссис Бойд. Вы сами видите, индуска не желает, чтобы мы к ней обращались и даже чтобы мы разговаривали между собой.

Взгляд индуски опять вспыхивает, и она издаёт серию гортанных звуков, которые, кажется, вообще не имеют отношения к членораздельной речи. Но ещё более, чем звук, меня устрашает взгляд. Никогда в жизни я не видал ничего похожего на глаза этой женщины. Они огромные, влажные, невероятно чёрные и излучают беспредельную злобу.

Наступает молчание, и я уже надеюсь, что инцидент исчерпан, когда миссис Бойд испуганным голосом маленькой девочки заводит снова:

— Я вас умоляю, мистер Серджиус, попросите её за меня. Зуд становится просто нестерпимым. Я чувствую, что уже не в силах сопротивляться, — добавляет она на грани рыданий или истерического припадка.

Я взглядываю на индуску и продолжаю молчать.

— Прошу вас, мистер Серджиус! — говорит миссис Бойд; по щекам у неё текут слёзы, и голос поднимается вдруг до жутких пронзительных нот. — Я чувствую, что не смогу удержаться! Я подниму сейчас руку и почешу себе нос! Она выстрелит, и вы из-за своей трусости станете виновником моей смерти!

— Мадам, я не трус, — говорю я, оскорблённый таким обвинением, да ещё в присутствии бортпроводницы. — Ничто не даёт вам права так говорить! Ваш эгоизм просто непостижим! Ничего больше в мире не существует, только ваш нос! Что касается меня, то я полагаю, что моя жизнь никак не дешевле вашего носа!

— Мистер Серджиус, ну пожалуйста, — говорит она с такою мольбой и таким детским тоном, что меня это сразу смягчает.

— Дело в том, — говорю я уже несколько более спокойно (но я должен сознаться, что даже в подобный момент признание даётся мне нелегко, ибо я привык гордиться своей превосходной памятью), — дело в том, что я не могу вспомнить, как будет на хинди слово «почесать».

В этот миг индуска направляет оружие на меня. Она делает это так медленно и с такой решительностью, что я понимаю: сейчас она выстрелит. Своим взглядом она парализует меня, по моей спине, между лопатками, струится пот.

Однако вместо того чтобы выстрелить, индуска спокойным голосом, высокомерно произносит на хинди:

— Что нужно этой старой свинье?

Я отвечаю, удивляясь, что так быстро вспомнил слово «почесать», которого до этой секунды мне не хватало. (Полагаю, что у Фрейда можно найти объяснение этой «забывчивости».)

— Она хочет почесать себе нос.

— Пусть почешет! — говорит индуска с уничтожающим презрением.

— Миссис Бойд, — незамедлительно говорю я, — эта особа разрешила вам поднять руку.

— Ах, спасибо, спасибо! — говорит миссис Бойд, обращаясь исключительно к индуске.

Можно подумать, что я в этом деле вообще не играю никакой роли. Миссис Бойд на меня даже не смотрит. За это моё посредничество она затаит на меня совершенно необъяснимую злобу. Я для неё буквально перестану существовать. Ни слова, ко мне обращённого. Ни взгляда.

Продолжая рассыпаться в неумеренных благодарностях, в которых, по-моему, явно ощущается дефицит собственного достоинства, миссис Бойд поднимает с подлокотника свою белую, пухлую, унизанную кольцами руку и чешет нос — сладострастно и долго.

Я смотрю на бортпроводницу. Она не только не оказывает своей обидчице никакого сопротивления, но даже в этой её беспомощной позе нет и намёка на испуг, на какую-то напряжённость. Кажется, что она с полным доверием положилась на индуску, словно этот захват её шеи сзади — а он ведь может очень быстро превратиться в удушение — был только шаловливым объятием старшей сестры. Она даже ухитряется мне улыбнуться — свободно и непринуждённо, как если бы она сидела в своём кресле.

Колышется занавеска кухонного отсека, и в салоне вновь появляется индус; его смуглое лицо непроницаемо, в руке опущенный пистолет. Тихим голосом он говорит своей подруге несколько слов. Та отпускает пленницу, и индус, вежливый и безмолвный, жестом приглашает бортпроводницу сесть. После чего он тоже садится, без особых церемоний сбросив прямо на пол со своего кресла тюрбан. Потом кладёт на колено руку с пистолетом, но ни в кого конкретно не целится.

Его ассистентка по-прежнему стоит с наведённым на нас пистолетом и продолжает разглядывать нас своими фанатичными глазами, но не поочерёдно одного за другим, а всех сразу, и это странное свойство её взгляда видеть одновременно всех внушает смутную тревогу.

На несколько секунд сама ситуация будто застывает в ожидании и тишине. Потом индус, на котором, как в фокусе, сходятся все наши взоры, говорит на изысканном английском:

— Я очень рад, что за моё отсутствие здесь ничего не случилось. Зная умонастроение моей ассистентки, я не без некоторых опасений оставлял вас с нею наедине.

Всё в наилучшем виде: английский язык, акцент, текст, психологический настрой. Индус демонстрирует нам великолепную карикатуру на несколько уже затрёпанную тему: «британский джентльмен». Но в этой имитации угадывается намеренная пародия.