Made in USSR - [11]

Виделись мы мало — почти все время я проводил на заводе, и в гостиницу возвращался лишь для того, чтобы переночевать. Однако, однажды вечером мы все же пообщались. И достаточно плотно.

В тот день я вернулся в гостиницу раньше обычного. У меня ничего не ладилось. Злой, усталый и голодный я все бросил и отправился в гостиницу. Мне до чертиков надоела эта возня; я мечтал лишь о том, чтобы поскорее добраться до кровати и завалиться спать.

Когда я вошел в номер, Родион сидел за столом и заканчивал нарезать помидоры для салата в глубокую керамическую миску, стоявшую перед ним. Кроме миски, стол украшали пара лепешек и распечатанная, но все еще полная бутылка водки. Судя по всему, сосед собирался что-то отметить, но как любой нормальный мужик не хотел пить в одиночку.

Меня он встретил с искренней радостью.

— О, как раз вовремя! Давай, Ароныч, присаживайся, выпьем в честь окончания моей командировки. Завтра утром уезжаю.

Я не успел как следует усесться на стуле, как передо мной возник граненый стакан, примерно на треть наполненный водкой. Ничего не оставалось, как выпить. Водка была дешевая, плохо очищенная, с острым едким запахом. Выпитая на пустой желудок она обожгла мне все внутренности. Я сидел и хватал ртом воздух, пытаясь придти в себя.

— Что, неудачно пошла? — добродушно поинтересовался Родион и протянул мне алюминиевую вилку с отломленным зубом. — Бывает. На вот, закуси салатиком.

Я набросился на салат с лепешкой, по опыту зная, что уж они не подведут. Это фактически была основная еда местного населения. Да и у себя в столице мы с удовольствием их ели, правда лишь как дополнение к меню.

Едва я пришел в себя, как Родион налил по новой. Видно долго ждал меня, и теперь торопился наверстать упущенное.

— Нет, нет, пожалуйста, — взмолился я. — Давайте я эту пропущу, что-то действительно нехорошо пошла. А вы пейте, не ждите меня.

Родион подозрительно взглянул на меня, пробормотал что-то невнятное, но явно неодобрительное, и влил в себя содержимое стакана. Затем навалился на салат и опустошил почти всю миску. Покончив с салатом, он достал из плоской красной пачки сигарету «Астра» без фильтра и закурил. Я, наконец, сообразил, что пора внести и свою лепту в праздничный ужин. Вынул из сумки пачку болгарских «Родопи», и протянул Родиону.

Он тут же загасил свою сигарету, и взял новую из предложенной пачки. Мы закурили. Водка начинала действовать и усталость отступила. Салатик и сигареты заглушили сивушный привкус во рту, и мир уже не казался таким печальным местом.

Родион тоже выглядел довольным. Почувствовав некоторое ко мне расположение, он стал излагать теоретические основы своей жизни. Говорил он долго и однообразно.

— У меня все есть. Понимаешь? Вот все, что мне надо, у меня есть. Я чужого не беру. Мне чужого не надо. Вот то, что мне положено, я возьму. Это ты мне дай. А чужого мне не надо, не так я воспитан, чтобы брать чужое. Да. Я рабочий человек. Я свое отработал, и будь добр мне положенное дать. Все, что мне, рабочему человеку, положено.

Тут он пристально посмотрел на меня, будто подозревал, что я и в самом деле прячу за спиной то самое, что ему положено.

— Замечательно, правильно, так и надо, — поддакивал я ему, понимая, что он может развивать эту тему бесконечно. — А вот, давайте, лучше еще выпьем.

— Не, ты не понимаешь! — начал было объяснять Родион.

Затем сообразил, что я предлагаю выпить, тут же разлил оставшуюся в бутылке водку и поднял стакан. Пить он не стал до тех пор, пока я тоже не взял свой. Мы вместе выпили, причем Родион внимательно проследил, чтобы я допил свою порцию до конца.

В этот раз я выпил нормально, даже с удовольствием. Хотя понял, что для моего уставшего организма это пожалуй перебор. Я снова закурил и стал слушать Родиона, который от теории уже перешел к практике, ничуть не смущаясь их базисными противоречиями.

— Вот возьмем, к примеру, меня. Давай считать. Я работаю на стройке. Получаю двести рублей в месяц. Еще на двести рублей я ворую материал. Итого четыреста в месяц, понимаешь? У тебя какая зарплата, сто двадцать, сто тридцать, да? А у меня двести. И на двести я ворую материал. Итого в месяц выходит четыреста. Я вот дочке пианино купил. Понимаешь? Прихожу с работы домой, пообедаю, и ложусь на диван. И говорю ей: «Давай дочка, сыграй мне адажио». Она классно адажио играет. Она играет, а я засыпаю. Ну класс, понимаешь?

Он мечтательно замолчал, силясь припомнить то самое адажио, не припомнил и продолжил.

— А сейчас она уже долго занимается, и начала капризничать: надоело мне это адажио, давай я вот вальс новый выучила, или хочешь польку сыграю? Я ей говорю нет, дочка, папа устал после работы, ты давай, играй адажио. Она мне адажио играет, а я засыпаю.

Родион замолчал и посмотрел на меня с превосходством.

— Ну, понял наконец, как я здорово живу?

К этому времени меня окончательно разморило. Обрадовавшись возможности закончить разговор, я быстро разделся, лег и закрыл глаза.

Родион нарочито долго возился, бормоча как бы про себя, но так, чтобы я услышал, что вот чужую водку все мастера пить, а о том, чтобы самому вторую поставить, когда кончилось, никто не догадается. Я понимал, что нарушил все правила поведения, но исправлять что-либо было поздно. Бежать в гостиничный ресторан за бутылкой не хотелось категорически.