Мадам Мидас - [2]

Тот, что сидел на валуне, был высоким, хрупкого сложения молодым человеком лет тридцати, с львиной гривой рыжеватых волос и короткой щетинистой бородкой того же цвета. Его лицо, бледное и осунувшееся от недоедания, было тонким и умным. В черных глазах, контрастировавших по цвету с волосами, плясали искорки, которые, хотя и не были оскорбительными, внушали всем, на кого бы ни смотрел этот человек, тревожное чувство неуверенности. Над глазами выгибались тонкие точеные брови; руки молодого человека, хотя и огрубевшие и грязные, тоже были тонкими и изящными, и даже растоптанные тяжелые сапоги не могли скрыть красоты сложения его ровных и сильных ног. На нем был грубый голубой костюм, весь изорванный, в пятнах от морской воды; на рыжей копне спутанных волос каким-то чудом держалась красная вязаная шапка.

Спустя некоторое время молодой человек отшвырнул в сторону недоеденную галету и с циничной улыбкой посмотрел на своего спутника. Лежащий у его ног мужчина был неотесанным и нескладным, приземистым, тяжелого сложения, с черными волосами и такой же черной густой бородой. Руки его были длинными и мускулистыми, босые ноги – большими и неуклюжими; вся его внешность говорила о том, что он из простолюдинов. Невозможно было определить, какого цвета у него глаза, потому что он упорно глядел в землю с таким угрюмым и угрожающим выражением лица, что казался крайне непривлекательной личностью.

Молодой человек некоторое время смотрел на него холодным оценивающим взглядом, потом с трудом поднялся на ноги.

– Итак, – быстро заговорил он по-французски, махнув рукой в сторону хмурых утесов, – итак, мой Пьер, мы на земле обетованной. Хотя, должен признаться, – он пренебрежительно пожал плечами, – земля эта выглядит не столь уж и обетованной. И все-таки мы на суше, и это великолепно! Сколько дней нас мотало в дурацкой лодке, где от смерти нас оделяла всего пара досок!

Молодой мужчина снова выразительно пожал плечами.

– Ба! Почему я должен называть эту лодку дурацкой? Она унесла нас из Новой Каледонии[1], этого ада на земле, и доставила целыми и невредимыми на землю, которая вполне может оказаться раем. Мы не должны проявлять неблагодарность по отношению к мосту, который привел нас в… Эй, друг мой!

Человек, которого звали Пьером, кивнул в знак того, что слышит, потом показал в ту сторону, где осталась лодка. Его спутник тоже взглянул туда и увидел, что начался прилив и лодка медленно уплывает от берега.

– Полагаю, она возвращается к своему настоящему владельцу, – невозмутимо проговорил молодой человек. – Ну и пусть себе плывет. Она нам больше не нужна, потому что мы теперь, как Цезарь, перешли Рубикон. Мы больше не каторжники во французской тюрьме, друг мой, а потерпевшие кораблекрушение моряки… Слышишь?

Его черные глаза блеснули.

– Потерпевшие кораблекрушение моряки! И я всем буду рассказывать историю о кораблекрушении. К счастью, я могу положиться на твое благоразумие, поскольку ты лишен дара речи и не сможешь мне возразить! Впрочем, ты не стал бы возражать, даже если б и умел говорить.

Немой медленно встал и показал на утесы, грозно возвышающиеся над ними. Молодой мужчина в ответ на невысказанную мысль беззаботно пожал плечами.

– Мы должны туда вскарабкаться, – не задумываясь, заявил он. – И давай надеяться, что вершина не окажется такой же негостеприимной, как этот берег. Я не знаю, где мы сейчас; знаю только, что в Австралии. А в Австралии водится золотишко, друг мой, и мы обязаны урвать свою долю! Поставим свою галльскую смекалку против английской тупости – и посмотрим, чья возьмет. У тебя есть сила, у меня – мозги, поэтому нас ждут великие дела. Но… – Он выразительно положил руку товарищу на грудь. – …Не отступаем и никого не щадим! Слышишь, что я говорю?

Немой яростно закивал и с наслаждением потер неуклюжие руки.

– Ты не читал Бальзака, друг мой, – продолжал молодой человек, словно ведя диалог. – Иначе я процитировал бы тебе Растиньяка[2]. Между нами и обществом началась война. Но хотя у тебя и нет знаний, у тебя есть воля, и мне этого достаточно. Вперед, сделаем первый шаг к нашему богатству!

С этими словами он повернулся и, не оглядываясь, зашагал к ближайшему мысу. Немой, склонив голову, неуклюжей походкой последовал за ним.

Над мысом долго трудились дождь и ветер; благодаря их объединенным усилиям, от скал отваливались огромные камни, которые лежали теперь беспорядочными грудами у основания утесов. На этих камнях можно было отыскать неудобные, но прочные уступы для ног, и двое авантюристов с большим трудом – ведь они были слабы после лишений, которые вытерпели во время пути из Новой Каледонии, – сумели взобраться до середины утеса. Тут они прервали подъем, чтобы отдышаться и осмотреться по сторонам.

Мужчины находились в опасном месте, поскольку зависли на узком уступе между небом и землей, и малейший неверный шаг мог стоить им жизни. Высившаяся над ними громадная скала была почти отвесной, однако тут и там на ней виднелись выемки, по которым можно было попробовать вскарабкаться наверх. Правда, такая попытка сулила почти верную гибель, но эти двое были совершенно безрассудными людьми и знали: если им удастся забраться на вершину, они будут в безопасности. Поэтому мужчины твердо решили попытаться одолеть вторую половину подъема.