Мадам - [32]

— родилась она 27 января 1935 года;

— название ее дипломной работы звучало следующим образом: «La femme émancipée dans l'oeuvre de Simone Beauvoir»[38];

— научным руководителем была пани доцент Магдалена Сурова-Лежье;

— окончательная оценка — наивысшая и редко встречающаяся: «очень хорошо».

Я всматривался в эти строчки в некотором замешательстве и даже отупении, не понимая, что делать дальше. С одной стороны, жажда информации была приглушена, а с другой — она разгорелась с новой силой. Я, казалось, продвинулся вперед, но все еще оставался в потемках дремучего леса. Добытые сведения расширяли круг вопросов и заставляли меня осознать, как много я еще не знаю.

Не вызвал сомнения только один факт — точная дата ее рождения. Я узнал наконец, что в данный момент ей тридцать один год (а не больше, как я думал раньше!) и что через три месяца ей исполнится тридцать два. Зато все остальное требовало дальнейших исследований, уточнений и объяснений. Откуда, к примеру, эта «Виктория»? О чем она написала в своей дипломной работе? И вообще, откуда взялась эта тема? Она ее сама выбрала или ей ее предложили? Я слышал, что тему дипломной работы выбирает, как правило, сам студент. Но если так, то что крылось за этим выбором? Литературные пристрастия? Принципы? Личные переживания?

Книги де Бовуар были переведены на польский, и я читал некоторые из них: два первых тома автобиографического цикла: «Мемуары хорошо воспитанной девушки» и «La force de l'âge»[39]. Мне они не очень понравились, казались слишком многословными, гротесково-рационалистичными и одновременно местами экзальтированными. Тем не менее я не мог отрицать, что благодаря им я приобрел определенные знания о психологии женщины и особенно об интеллектуальной и бытовой стороне жизни парижской богемы «эпохи экзистенциализма».

То, что в итоге я вынес из чтения ее книг, свелось к образу болтливого синего чулка, отбросившего ценности «мещанской культуры» для того, чтобы постараться жить интенсивно и бескомпромиссно, — словом, «аутентично», как понимали это экзистенциалисты. Что, однако, не приводило, как можно было бы предполагать, к распущенности или хотя бы экстравагантности, а к совсем иным результатам. С одной стороны, такой стиль жизни порождал безудержное политиканство, постоянную оппозиционность, склонность к протесту и бунту, впрочем, не обременительному, а, наоборот, сулящему определенные дивиденды — и ужасно шумному и суетливому. С другой же стороны, провоцировал влечение к неустанному и ни перед чем не останавливающемуся самоанализу и к интеллектуальной критике любых переживаний, желаний и реакций с их последующей психологической и философской интерпретацией. Так, по крайней мере, это выглядело. Читая эти толстенные, захлебывающиеся словами тома, можно было предположить, что Симона де Бовуар с раннего детства жила в состоянии перманентной автовивисекции, относясь к себе самой как к объекту исследования, наблюдая себя, как под внутренним микроскопом, и делая выводы, которые тут же записывала.

Чем все это могло заинтересовать Мадам? Привлекала ее такая литература или, наоборот, отталкивала? Близки или чужды были ей личность, взгляды, образ мышления и литературный стиль автора «Чужой крови»? Чем обусловливался выбор темы: одобрением, восхищением, «родством душ» или, возможно, решительным неприятием, отвращением, раздражением? Что ни говори, а Мадам была директором социалистической школы, поэтому маловероятно, чтобы творчество какой-то дамочки — пусть и неформальной — автора книги «L'être et le néant»[40] могло вызвать ее симпатию или хотя бы одобрение. Ведь эта высокообразованная Эгерия интеллектуального и артистического Парижа сороковых-пятидесятых годов, хотя и отстаивала левые позиции, хотя и кормилась из рук французских коммунистов и мечтала о мировой революции, а также поддерживала, где только возможно, национально-освободительные движения, была связана с экзистенциализмом. А экзистенциализм, с точки зрения марксизма, являлся доктриной «нигилистической», выросшей на «буржуазной почве», и даже «фашиствующей» (так как одним из создателей был Мартин Хайдеггер! — «правая рука Гитлера в нацистском высшем образовании»), И марксизм, «единственная истинно научная система», давно уже с детской легкостью расправился с этой «псевдофилософией», обнажив ее интеллектуальное убожество и нравственную деградацию. Тем не менее, как это бывает с сорной травой, она продолжала привораживать и питать своим ядом умы человеческие. Поэтому и в дальнейшем следовало давать ей решительный отпор.

После пятьдесят шестого года борьба с экзистенциализмом обрела новую форму. Если в период «холодной войны» он просто находился под запретом, то в связи с «оттепелью» позволительно стало выставлять его на всеобщее обозрение и рассуждать о нем собственными словами, в основном, конечно, для того, чтобы его отхлестать и заклеймить, оплевать и осмеять. Этого требовал, по крайней мере, официальный ритуал, что и нашло выражение в многочисленных публикациях, выступлениях на ученых советах и на страницах научных журналов. Что уж тут говорить о дипломной работе, которая к тому же была написана под руководством доцента с такой предосудительной и одновременно… многозначительной фамилией!