Мадам - [128]
Мной снова овладело искушение подойти к ней. Тем более что директор уже покинул кинотеатр, прощаясь со всеми направо и налево.
«Такого удачного момента еще не было! — с волнением думал я. — Уж теперь ты должен подойти к ней. Ты немедленно сделаешь это — самым естественным образом. Прекрати кокетничать, кривляться, притворяться, играть чужую роль. Расслабься! Будь самим собой!»
«Собой? Значит, кем?» — отозвался во мне хорошо знакомый, холодный и неприятный голос.
«Как это — кем? Обычным. Естественным. Настоящим».
«Такого не существует. Все — только игра и маска».
«Все?»
«За исключеньем боли. И смерти. И… наслаждения».
Мадам снова нервно взглянула на часы, погасила сигарету и пошла к выходу. Я осторожно выскользнул из-за бархатной портьеры и пошел вслед за ней.
«Как Ашенбах за Тадзио»[202], — подумал я, усмехнувшись.
Когда она толкнула застекленные двери и переступила порог кинотеатра, из толпы вдруг выскочил Ежик и, надевая на бегу свой серый плащ, поспешил за ней. Я встал как вкопанный, но потом тоже вышел и с бьющимся сердцем стал наблюдать за развитием событий.
Мадам в одиночестве шла той же дорогой, какой — три часа назад — я добрался до кинотеатра. То есть «внутренней» дорогой, через проходной двор в направлении арки у здания Факультета классической филологии. Ежик догнал ее через каких-нибудь двадцать метров. С минуту они шли рядом, совсем близко друг от друга; он, повернувшись к ней, что-то говорил, возбужденно жестикулируя. Внезапно она остановилась и, сказав несколько слов резким, категорическим тоном, повернулась и энергичным шагом пошла в противоположном направлении, к улице Траугутта. Ежик постоял с минуту, оторопевший и удрученный, и, понурив голову, поплелся вглубь двора.
Я на безопасном расстоянии последовал за Мадам.
Она свернула направо, к Краковскому Предместью. В ущелье пустой улицы, в сухом, морозном воздухе стук ее каблуков о тротуар звучал звонко и отзывался эхом. Мадам скрылась за зданием Философского факультета. Я ускорил шаг, потом остановился и выглянул из-за угла. Она шла к пешеходному переходу по направлению к Обозной улице. Я тоже миновал Философский факультет и взбежал на ступеньки костела, откуда — скрывшись за цоколем фигуры Спасителя, несущего крест, — мог наконец спокойно вести наблюдения. Она перешла на другую сторону Краковского Предместья, пересекла Обозную улицу и направилась в сторону дворца Сташица — к памятнику Копернику.
«Куда ты идешь, девушка? — мысленно воскликнул я. — К прежней резиденции Центра? В Золотой зал? К призраку твоей матери, которая сегодня тридцать два года тому назад родила тебя? — Похвальное намерение, только дворец в такой поздний час уже закрыт. День кончился. Наступила ночь».
Девушка, вместо того чтобы ответить, скрылась за памятником. А через мгновение вход во дворец озарился золотым сиянием. Однако это не было чудом, а всего лишь светом фар голубого «пежо», который одновременно со звуком захлопнувшейся дверцы выехал из-за памятника, после чего резко добавил скорость, подобно «мустангу» Жана-Луи, и помчался, нарушая правила, в сторону Нового Свята.
Чтобы проследить, как они поедут — прямо, направо или налево на улицу Свентокшискую, — я должен был наклониться, и довольно низко, за толстую балюстраду. Он наверняка не свернул налево — на восток (Саска Кемпа, район Праги) и не поехал прямо — на юг (Мокотов), иначе я бы это видел. Следовательно, он свернул направо — на запад (Охота, Воля). Повиснув всем туловищем над пропастью приличной глубины, я принялся размышлять, куда они могли поехать. И вдруг в этот момент увидел Ежика, появившегося в арке Факультета классической филологии. Он шел тяжелым, усталым шагом в сторону Нового Свята.
«Эх, парень, — подумал я с сожалением, — зачем ты позволил ей уйти?»
Я сполз с балюстрады и встал на ноги. Мой взгляд опять остановился на памятнике Копернику. С циркулем и маленькой моделью Солнечной системы он с любопытством вглядывался в небо — прозрачное и просвечивающее в блеске полной луны. Я последовал его примеру и тоже задрал голову, чтобы посмотреть на звезды. Где сегодня Водолей? Где Дева? Где может быть сейчас Венера? Но прежде, чем мой взгляд добрался до горизонта Вселенной, я увидел лицо и руку Спасителя, фигура которого возвышалась надо мной. С того места, где я стоял, казалось, что Господь слегка повернул свою склонившуюся под тяжестью креста голову в сторону Коперника, будто хочет сказать ему: «Хватит пялиться на звезды, иди за мной», а пальцем правой руки указывает на юг.
«Голгофа на юге? — подумал я, определяя по памяти местоположение Иерусалима. — На юго-западе, если не ошибаюсь…»
И тогда ко мне пришло озарение. Ну, конечно! Куда же еще! Только туда они и могли поехать!
Об эту пору в столице надвисланского края под мудрым руководством народной демократии почти все заведения были уже давно закрыты, а отели и резиденции дипломатических служб находились под неусыпным контролем. Только кто-нибудь крайне наивный или совсем уж отчаявшийся или тот, кто специально искал контакта с контрразведкой, мог отправиться с дипломатом в гостиничный номер, тем более на его квартиру, арендованную фирмой «Пума»… То же самое касалось иностранцев, вступающих в связь с автохтонами. Единственным более или менее надежным в смысле конфиденциальности местом (и то далеко не всегда) оставалась частная квартира польского гражданина. А такая — в данном случае — находилась, по моим сведениям, в четырехэтажном доме в небольшом жилом квартале действительно на юго-западе Варшавы.
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…