Мадам Казанова - [5]

С самого детства я всегда предпочитала женщинам мужчин. Мой брат был мне ближе, чем сестра, а кузены нравились больше, чем кузины. Но главную роль в моей жизни, безусловно, играл отец — красивый, породистый, крупный мужчина, который был моим другом, кумиром, всем-всем на свете.

Женщины постоянно преследовали его, одолевали своим вниманием — так же, как и он их. Не случайно моя мать состарилась раньше времени. Зная о любовных похождениях мужа, она мирилась с ними и никогда не попрекала его. В нашем доме всегда и всем распоряжался отец — его воля была для нас священна.

Я очень любила его. Если моя сестра с самого детства напоминала мать — такая же бесцветная и ничем не примечательная, — то я больше походила на отца. Я унаследовала такие же голубые глаза с золотистыми искорками и темные вьющиеся волосы, я была такой же сильной натурой, сродни ему, мне передались его упорство и столь же бурный темперамент. Мать молча и смиренно водила меня в церковь, в то время как отец посвящал меня в законы вендетты.

— Вендетта — это благородная страсть, — наставлял он. — Тот, кто отказывается от мести, теряет свою честь. Лучше умереть, чем жить без чести.

Мне пришлось выучить наизусть древнее корсиканское наставление:

Заповедь первая — соблюдай закон вендетты;

заповедь вторая — живи грабежом;

заповедь третья — научись лгать;

заповедь четвертая — не верь ни в каких богов.

Я отчетливо помню, как шестилетней девочкой я сидела у отца на коленях и задавала ему вопросы:

— А мы что, тоже живем грабежом?

— В каком-то смысле, да, — отвечал отец. — Ведь, когда занимаешься торговлей, всегда что-то у кого-то отнимаешь — деньги, прибыль. — Он улыбнулся. — Однако мы цивилизованные грабители.

— А ты тоже умеешь лгать? — спросила я.

Лицо отца стало серьезным.

— Все люди рождаются искренними, а умирают лжецами. Лишь любящие не должны лгать друг другу. Мне ты можешь всегда говорить правду, Феличина.

— А почему я не должна верить ни в каких богов? — продолжала я допытываться у него.

Отец начал терять терпение.

— Не надо все понимать буквально. Ты должна верить не в каких-то богов, а в одного-единственного Бога. А теперь иди поиграй, пока ты окончательно не замучила меня своими вопросами.

К числу наших родственников относилась, наверное, половина населения Корсики. Среди них и семейство Колонна д’Истрия, а также Маласпина из города Моничелло, Поццо ди Борго и Бонапарта из города Аяччо. Разумеется, я не была знакома со всеми родственниками, но мне вполне хватало и тех, кого я знала. Во всяком случае, при таком огромном количестве дядей и тетей, кузенов и кузин я никогда не ощущала недостатка в товарищах для игр, а позднее, когда у меня удлинились ноги и округлились груди, — также и в поклонниках.

В то время я была чрезвычайно кокетлива и самонадеянна, за что мать нередко выговаривала мне, а я все равно украдкой любовалась собой в зеркале. Отец смеялся над этим, и у меня поэтому невольно возникало чувство, что я права. Ощущение пробуждающейся женщины доставляло мне огромное удовольствие. Я с легкостью приводила всех этих юношей в смущение. Достаточно было улыбки на полураскрытых влажных губах, взмаха длинных ресниц, продуманного поворота молодого гибкого тела — и парень, точно пойманная на крючок рыба, начинал хватать ртом воздух, его лицо краснело, а глаза жадно и неотрывно смотрели на мою грудь, бедра, ноги. Это была увлекательная игра, и я играла в нее, не испытывая ни малейшего сострадания к партнерам. Чувства других людей, их мысли и желания не имели для меня никакого значения.

В четырнадцать лет, когда уже можно было выйти замуж за одного из своих кузенов — правда, я еще не решила тогда, за кого именно, — мне впервые встретился Андреа Романетти. Смуглый, с курчавыми волосами и черными глазами, способными вселить страх в кого угодно, этот человек, несомненно, происходил от мавров. У него было прозвище Иль Моро, но никто не знал, откуда он пришел к нам и на какие деньги живет. Он то появлялся в городе, то вновь исчезал и вообще пользовался дурной репутацией. Его называли контрабандистом, укрывателем краденого и даже бандитом. При встрече с ним пожилые женщины крестились, а молодые девушки ощущали невольную сладостную дрожь. На исходе каждого дня матери в нашем городе благодарили Мадонну за то, что та уберегла их дочерей от Иль Моро. Этот человек не считался ни с кем и ни с чем, вовсю распутничал со служанками, пьянствовал в таверне, с успехом играл в карты и всегда держал под рукой нож. Иногда он появлялся в обществе пышной и довольно апатичной блондинки, к которой, кстати, был неравнодушен и мой отец. Лично мне Иль Моро нравился — его гибкая походка, чувственные губы, а также тот дерзкий взгляд, которым он оценивающе окидывал женщин, словно видел их тело сквозь одежду. Меня раздражало то, что он не обращает на меня ни малейшего внимания, но особенно бесило, когда эта толстушка блондинка выходила с ним прогуляться по улице Корсо; хихикая и покачивая бедрами, она строила при этом глазки моему отцу, ничуть не опасаясь своего сурового и весьма вспыльчивого кавалера.