М7 - [49]

Кати скучала по В. животно. Иногда она оказывалась в лифте с мужчинами за сорок, которые своим запахом и спокойствием напоминали то утраченное, что она искала. Но уже не отца ― а В. Кати зажмуривалась, пытаясь впустить в себя будоражащий воспоминания аромат. И вроде уже начинала представлять, как хорошо было бы его встретить ― пускай на часок, даже на минуту, хоть на один скользящий взгляд.

Кати не сомневалась, что у ее упущенной возможности уже все хорошо. В мыслях она старила его лет на десять, чтобы отговорить себя вспоминать, представляла, как седина постепенно подступает к вискам, а чуть поодаль начинает прослеживаться небольшая залысина, как морщины, окаймляющие рот по бокам, проникают все глубже, как кожа на скулах становится все более сухой и бледной. Она представляла в самых ярких красках и как полнеет его живот, как под мышками появляются складочки, и становятся еще более развесистыми плечи. Но это ее не пугало и не страшило ― Кати и сама уже была не прочь потихоньку начинать стареть, рядом с ним... Хотя какие ее годы?

Зачем в мыслях она наделяла его бедами и изъянами? Надеялась, что так оно все быстрее пройдет. И В. перестанет ей сниться, перестанет путать все карты. Сколько раз за эти пять прошедших лет она могла набрать его номер? Или просто снять трубку? Сколько раз она могла свернуть с М7 на светофоре около Горсовета и поехать прямо в направлении железнодорожной станции «Салтыковская»? Пересечь железную дорогу. Вглядываться в шлагбаум, в усталых пешеходов, только что сошедших с электрички, в руках газеты, сумки, тяжелый трудовой день за спиной стекает с их сгорбленных плеч. Открыть окно и вдохнуть прелый и резиновый запах креозота, которым долгие годы пропитывали деревянные шпалы. Этот тяжелый, но родной любому русскому человеку запах, как будто навечно остался висеть над блестящими рельсами, даже ночью, в холод утрат и ветер перемен. Кто мешал ей, вдохнув этот запах, свернуть направо, проехать еще полкилометра, и она бы оказалась рядом, можно было бы просто нажать на дверной звонок и коснуться В., хотя бы взглядом. Что останавливало Кати на этом пути? Почему она не могла просто оставить М7 за спиной и свернуть? Все время проносилась мимо, иногда на красный, вперед, в неведомую ночь, каталась по всем полосам сразу, слушала музыку, плакала, курила, смеялась, говорила вроде и с ним, а оказывалось, что с самой собой.

Потому что он жил в ней. Этот В. все эти годы просыпался и засыпал внутри Кати. А не в двух километрах от М7. Был ли он похож на настоящего В., Кати уже и не знала. И вряд ли была готова к реальности ― ей жизненно важно было иметь возможность в любое время боли и обиды пуститься в спасительное бегство к воспоминаниям. На берег прошлого. На обочину М7.

М7 скользила многие годы сквозь Кати, как время, которому Владимирка была не подвластна. Придет день, и Кати продаст ее и забудет. Уйдет на запад через центр.

Как Левитан.

Через Москву, стоящую на семи холмах.

Что стало с В.? Кати старалась желать ему счастья. Знала каким-то животным, может, и опрометчивым знанием, что на его руке кольцо, в ушах ночной крик и плач, детский, ― и может, он этому и не рад уже вовсе, но любовь к детям, ответственность, спокойствие и Бог в помощь. У В. конечно же, Кати была уверена, есть жена. Ей тридцать, она стабильна, добропорядочна и хозяйственна. Она вызывает привыкание, как хороший завтрак или целесообразный для работы режим дня. В. ее любит. В. никогда бы не женился без любви. У В. все по-настоящему. А у нее, Кати, кольцо на пальце и куча проблем, ею выдуманных.

Была ли вероятность, что В. до сих пор один? Была. Что он ждет Кати? Нет. Он никогда ее по большому счету не ждал. Помочь ― помогал, даже как-то заботился, испытывал симпатию. Но не более, как сейчас понимала Кати. Сейчас ей казалось, что и она его не любила. Что по молодости и глупости приняла болезненно изрезанное самолюбие за чувства. Она уже знала, что любовь не падает сверху и не рождается, в отличие от страсти и влечения ― она создается годами усидчивой работы над собой, терпением, спокойствием, добродетелью. Но именно сейчас она знала, что они должны были быть вместе. Но этого не сложилось.

И с каждым днем еще сильнее скучала по В. Кати ко многим чувствам относилась с научной точки зрения, принимая их за цикличную звуковую волну. И нехватка человека ― такое же физическое явление. Волновой эффект ― поднимаясь на вершину, ты неумолимо будешь катиться вниз, а когда докатишься, тебя будет силой твоего падения тянуть к новой вершине ― и так будет длиться, пока амплитуда падения и покорения вершин не приблизится к нулю. И тогда все сойдет на нет. И ничего не останется. Но есть и второй, в данной ситуации самый плачевный для Кати вариант, что с каждым падением она будет забираться на новые вершины ― и раздвигать все возможные пределы собственных чувств. А что там, она не знала, это было за пределами физики. И Кати боялась этого, но неумолимо продолжала скучать по В.

«Верить в сказки и неженатых мужчин за сорок! Глупость какая! Девочка! О чем ты думаешь, ― говорила она себе тоном В., ― ты пойми, ты себе напридумываешь всего, встретишься с ним, увидишь, что он про тебя забыл, не помнит уже и имени твоего, и потом, поджав хвост, вернешься в свою ущербную жизнь. А ущербной ты ее сделала сама. Своими самокопаниями и воспоминаниями». Конечно, В. так грубо никогда бы не сказал. Но Кати настаивала на подобном тоне общения с самой собой.