Лживый брак - [35]

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал невозмутимо.

– Разве?

– Вы носите пистолет в сумочке или в заднем кармане? Вы слышите у себя в голове голоса, которые велят вам, ну, не знаю, стрелять или резать колеса?

Его вопрос заставляет меня вспыхнуть от негодования, но я сдерживаюсь.

– Конечно нет.

– Вот видите, это не его тип. – Он наклоняется, чтобы поставить корзину на пол. – А теперь, если позволите, я хотел бы подготовиться к уроку.

Не дожидаясь ответа, он разворачивается и выходит из зала.

Я бросаю на Дэйва смущенный взгляд, и он в ответ пожимает плечами. Мы выходим вслед за тренером.

– Тренер Миллер, подождите. – Он не останавливается, даже не замедляет шаг. Ноги у него длинные, и шаг вдвое длиннее моего, так что, чтобы догнать его, мне приходится перейти на бег. – Пожалуйста, уделите мне всего десять минут своего времени. Не знаю, в курсе ли вы, но мой муж был среди пассажиров самолета, который недавно разбился, и я…

– Послушайте, леди, – говорит он, разворачиваясь ко мне так быстро, что я почти налетаю на него. – Я последний человек из тех, кого вам стоило бы расспрашивать о Билли Гриффите. Не люблю говорить плохо про мертвых, и вам я ничего говорить не собираюсь. Остальное сообразите сами.

– Я не прошу вас приукрашивать воспоминания. Я только хочу знать правду.

Он медленно и упрямо качает головой:

– Мы не были друзьями. У нас были разные компании, и мы не ладили. Не знаю, что еще вам сказать.

– Расскажите мне, каким он был. Сколько вы с ним были знакомы, кто были его друзья и где он жил. Расскажите мне все, что можете, потому что…

Все еще качая головой, тренер Миллер делает шаг назад, потом еще один, а затем его большое тело начинает готовиться к побегу, а это значит, что я рискую его упустить. Набираю в грудь побольше воздуха и заставляю себя продолжать, заставляю сказать этому незнакомому человеку, что меня действительно интересует:

– Потому что мой муж лгал мне, ясно? Он лгал о многих вещах. В тот день, когда самолет разбился, он сказал мне, что летит в Орландо, а не в Сиэтл. Я понятия не имела, что он вообще когда-либо был в этом городе. Я всегда считала, что он из Мемфиса.

Интересно, а какой в Мемфисе акцент? Вопрос приходит мне в голову внезапно. У Уилла не было выраженного южного выговора, особенно по сравнению со мной, и он никогда не использовал все эти жаргонные словечки, которые обожают все южане. Может, в Мемфисе так не говорят? Понятия не имею.

Тренер Миллер замирает, брови исчезают под козырьком кепки.

– Билли сказал вам, что вырос в Мемфисе?

– Да.

Тренер отклоняется назад и, прищурившись, смотрит на меня с высоты своего роста.

– Вот это на него похоже. – Он огорченно вздыхает, сует Дэйву корзину с мячами, возвращается за той, что с перчатками, и делает нам знак следовать за ним. – Урок начнется через полчаса, так что вам придется прогуляться со мной.

Он ведет нас вглубь лабиринта коридоров, расположенных за спортивным залом, разговаривая с нами через плечо.

– Как уже сказал, я помню Билли Гриффита, но не потому, что он был таким уж отличным парнем. Когда такие, как он, шли по коридору, все остальные тут же бросались искать в шкафчиках что-то очень нужное. Понимаете, о чем я? Он замечал любого, кто осмеливался посмотреть ему в глаза, а никто не хотел, чтобы Билли Гриффит его заметил. Даже учителя.

– Почему? – подает голос Дэйв. – Что происходило, если замечал?

– Ну, мог толкнуть или губу разбить, а иногда несколько дней ничего не происходило. Это было самым пугающим в Билли, его непредсказуемость. Единственное, на что можно было рассчитывать, – это что он в конце концов на тебя нападет. Он был подлый и злой, а его родители – слишком заняты, избивая друг друга, чтобы обращать на это внимание.

Его родители. Он говорил, что его отец умер, когда ему было два года. И мать, по его же словам, растила его одна.

– О каком возрасте идет речь? – спрашиваю я, когда мы заворачиваем за угол и идем вдоль офисов со стеклянными панелями вместо стен. – Как долго вы были знакомы с Уиллом… Билли?

Тренер Миллер задумывается.

– Ну, я переехал в Рейнир-Виста летом перед вторым классом, значит, что? Лет семь?

Его ответ заставляет меня умолкнуть, потому что правда наконец становится совершенно очевидной. Мемфис был враньем. Не лукавством. Не преувеличением. Не невинной ложью или полуправдой. А намеренным лживым утверждением с целью обмана. Уилл никогда не жил в Мемфисе. Я даже не уверена, что он вообще когда-либо там бывал. Неудивительно, что мы провели нашу первую годовщину в Нашвилле.

Ярость сворачивается кольцами у меня в животе и выжидает там пару секунд, прежде чем вырваться на поверхность при воспоминании о молчании, которым Уилл отреагировал на ту поездку-сюрприз в Мемфис. Я думаю о том, какую панику он должен был испытать, когда я случайно чуть не раскрыла его обман, как ему пришлось выкручиваться, придумывая объяснение, и в конце концов он остановился на том оправдании, что воспоминания о Мемфисе «слишком болезненны, чтобы переживать их снова». И я приняла все за чистую монету, не задав ни единого вопроса, и, не задумываясь, развернула машину в другую сторону. А теперь, идя по грязному, вонючему коридору в альма-матер Уилла, я чувствую себя полной дурой.