Лживые боги - [48]

Заслышав позади чьи-то тяжелые шаги, она обернулась. К ним шагали четверо офицеров из братства Морниваль, а на их плечах покоилось тело в тяжелых доспехах. Выражение легкомысленного веселья, с которым они предстали перед ней в первую встречу, бесследно исчезло с их лиц, даже весельчак Торгаддон был серьезен и печален.

Вслед за ними шел закутанный в плащ Воитель, и его измученный вид вызвал у Петронеллы неподдельный ужас. Его доспехи были помяты и испачканы, а на руке и лице виднелись пятна крови.

— Что произошло? — спросила она проходившего мимо капитана Локена. — И чье это тело?

— Помолчите, — резко ответил он. — И скройтесь.

— Нет, — сказал Воитель. — Она мой личный летописец, и, если это хоть что-нибудь значит, она должна видеть не только лучшие, но и худшие моменты нашей жизни.

— Сэр… — попытался возразить Абаддон, но Хорус не дал ему говорить:

— Эзекиль, не будем об этом спорить. Она идет с нами.

От такого исключительного признания ее сердце подпрыгнуло в груди, и Петронелла вместе с группой Воителя стала спускаться со склона на землю.

— Это тело Верулама Моя, капитана моей Девятнадцатой роты, — с горечью сказал Воитель. — Он пал при выполнении воинского долга, и его подвиг будет должным образом отмечен.

— Примите мои глубочайшие соболезнования, мой господин, — произнесла Петронелла, невольно страдая при виде печали Воителя. — Так это был Темба? — спросила она, доставая электронный блокнот и мнемо-перо. — Это он убил капитана Моя?

Хорус кивнул, не имея сил ответить.

— А Темба мертв? Вы убили его?

— Эуган Темба погиб, — отвечал Хорус. — Я думаю, он умер давным-давно. Не могу сказать, кого я там убил, но это определенно был не он.

— Я не понимаю…

— Не уверен, что я сам это понял, — сказал Хорус, пошатнувшись у подножия осыпи.

Петронелла протянула руку, чтобы поддержать его, но тотчас поняла, насколько абсурдной была ее попытка. Отдернув руку, она увидела, что пальцы покраснели от крови. Рана на плече Воителя все еще кровоточила.

— Я оборвал жизнь Эугана Тембы, но будь я проклят, если после этого не оплакал его кончину.

— Но разве он не был врагом?

— У меня не возникает проблем с врагами, леди Вивар, — сказал Хорус. — О них я могу позаботиться в открытом бою. Мои так называемые союзники — вот кто не дает мне спать по ночам.

Пока она пыталась понять, что значат эти слова, им навстречу выбежали апотекарии Легиона. Петронелла все же позволила мнемоперу занести фразу в блокнот. Она видела обращенные на нее возмущенные взгляды морнивальцев, но предпочитала не обращать на них внимания.

— А вы говорили с ним до того, как его убили? Что он сказал?

— Он сказал… что только у меня есть силы… предотвратить будущее, — произнес Воитель внезапно севшим и глухим голосом, словно доносившимся с дальнего конца тоннеля.

Петронелла озадаченно подняла голову и вдруг увидела, что глаза Воителя закатились, а ноги подогнулись. Она закричала и, протянув вперед руки, бросилась к нему, заранее зная, что не сможет помочь, но и не в силах смотреть на его падение.

Словно медлительная лавина, начинающая бег с вершины горы, Воитель осел на землю.

Мнемоперо задвигалось в руке, запечатлевая ее мысли, и Петронелла прочла сквозь слезы:

Я была там, когда Хорус пал…

9 СЕРЕБРЯННЫЕ БАШНИ КРОВАВОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ ГРАНЬ СТАНОВИТЬСЯ ТОНЬШЕ

Со своего места он мог видеть пирамидальную крышу Атенеума. Лучи заходящего солнца отражались от его золотых панелей, и казалось, что здание объято пламенем. Хотя Магнус и понимал, что он всего лишь подобрал красочную метафору, сама мысль породила острое ощущение потери. Даже представить себе гибель этой сокровищницы знаний в пламени было настолько отвратительно, что он отвел взгляд своего единственного ока от пирамиды из хрусталя и золота.

Тизка, называемая Городом Света, простиралась перед ним, широко раскинув мраморные колоннады и просторные зеленые бульвары. Грандиозные башни из серебра и золота поднимались к самому небу над городом библиотек, музеев, учебных залов. Весь огромный город был построен из белого мрамора и оуслита с золотыми прожилками и в лучах солнца сиял подобно драгоценной короне. Очертания зданий напоминали о давно прошедших временах, они были построены мастерами, чей талант попечительством Тысячи Сынов оттачивался веками.

Стоя на балконе Пирамиды Фотепа, Магнус Рыжий, примарх Легиона Тысячи Сынов, размышлял о будущем Просперо. После неистового ночного кошмара все еще болела голова, а единственный глаз болезненно дергался в покрасневшей глазнице. Магнус крепко сжимал мраморные перила балкона, отчаянно желая избавиться от видений, пришедших к нему ночью и не перестававших преследовать при свете дня. Ночные тайны открылись дневному свету, но от темных ощущений было нелегко избавиться.

Дело в том, что вся жизнь Магнуса проходила под проклятием и благословением дара предвидения, и вид Атенеума, охваченного огнем, беспокоил его больше, чем он мог в этом признаться.

Он налил себе вина из серебряного кувшина и провел рукой цвета меди по гриве огненно-рыжих волос. Вино помогало уменьшить головную боль и даже боль в сердце, но Магнус понимал, что это лишь временное облегчение. Надвигались события, которые он еще был в силах направить в желаемое русло, и, хотя многое из того, что Магнус видел ночью, можно назвать безумием и бессмыслицей, общий смысл видений подсказывал, что принимать решение надо как можно скорее, иначе ситуация выйдет из-под контроля.