Лжедмитрий Второй, настоящий - [54]

Впрочем, и эту маловероятную шведскую карту Сигизмунд постоянно держал в уме. Он был хороший карточный игрок, просчитывал игру на много ходов вперед. Король умел играть людьми, а им казалось, что они играют королем.

Внешне он был простоватым, постоянно мрачным человеком, и никто не подозревал в нем столь серьезные игровые способности.

Поэтому литовский канцлер Лев Сапега – постоянный противник Русии, неоднократный посол Литвы при Годунове – чрезвычайно удивился, когда гонец из Кракова передал ему коротенькую записку.

«Милый друг!

Мне стало известно, что в польских владениях объявился некто, выдающий себя за царевича Дмитрия.

Прошу Вас навести точные справки об этом молодом человеке и по возможности дать оценку ему и шансам его дальнейшего продвижения.

Обращаюсь к Вам как человеку, знающему Русию лучше всех живущих ныне поляков.

Ваш Сигизмунд Третий Ваза – Божьей милостью король Польский, великий князь Литовский, наследный король Шведский, Готский, Вандальский и прочее».

Ну что ж.

Лев Сапега и сам давно уже хотел прощупать эту странную личность, которая ходит в монашеском платье, однако одним ударом сабли запросто сносит буйную казацкую голову. Не имеет своего коня, а носит под рубахой крест ценою в несколько поместий. Имея внешность сына захудалого русского помещика, спокойно рассуждает об императорах Римской империи и держится на приемах лучше многих наследственных польских шляхтичей.

«А чего там наводить справки? – думал Сапега. – Можно все за раз прояснить».

Среди многочисленной челяди канцлера литовского был один очень подходящий для этого человек – Тимофей Петровский, конюх царевича Дмитрия из Углича.

Когда-то хозяева отпустили его на вольные хлеба, как он говорит, но поди спроси у этих хозяев, поди найди их. Скорее всего убежал из Углича перед самым разгромом города Борисом Годуновым. Наверно, было от чего бежать. Рожа у него была очень уж премерзкая.

* * *

За время своей болезни царевич хорошо сдружился с Яном Бучинским – сыном начальника оршака.

Тот постоянно дежурил у постели царевича, и они часами разговаривали.

Дмитрий выяснял подробности жизни польской шляхты, порядки в войске, субординацию между магнатами и королем. Особенно его интересовало оружие войска и степень влияния сейма на короля.

Однажды между ними состоялся совсем необычный разговор. Дело было вечером в совсем уже полузимнее время.

Слуги растопили печь-камин и оставили дверцы открытыми. Сосновые дрова щелкали и плевались искрами в прикрывающую огонь резную чугунную решетку.

– Слушай, царевич, тебе проверка готовится, – вдруг сказал Ян.

– Что еще за проверка? – напрягся Дмитрий.

– К нам сюда от Сапегов человек приехал, который тебя по Московии знает. Фамилия его Петровский. Он был когда-то в Угличе при тебе. И тебе будет устроена нежданная встреча. Сказать тебе его приметы?

– А зачем? – спросил Дмитрий.

– Чтобы ты мог его узнать.

– А это зачем, Ян?

– Как зачем? Ты его опознаешь и никаких сомнений не будет, что ты настоящий царевич.

– Нет, Ян, не нужны мне его приметы. Если я его видел, я его и так узнаю. А если не видел, так, значит, уж не видел, как Бог положит.

– Я бы на твоем месте не рисковал, – сказал Ян. – Я бы его наверняка опознал.

– А если это ловушка? – сказал Дмитрий. – А если он никогда не был в Угличе, а я его опознаю?

– Ну, как хочешь, – обиделся Ян. – Считай, что я тебе ничего не говорил.

Когда он ушел, царевич подумал: «Хорош бы я был, если бы согласился. Ничего себе встреча Ахиллеса с Гераклом. Как же я могу узнать его, если меня из Углича вывезли четырех лет».

Действия Отрепьева среди запорожцев оказали свое влияние. Казаки заволновались. Оказывается, есть на Руси настоящий наследник престола, НАСТОЯЩИЙ.

Значит, будет НАСТОЯЩИЙ царь, а не тот, выбранный на московском казачьем кругу. От которого все беды московские и идут.

Но не только от Отрепьева шел этот слух. Многие приносили эту диковинную весть из Польши. И купцы всех мастей, и польские служилые люди, и бродячие монахи.

Рассказывали о царевиче разное, но больше хорошее. Что не жаден, что польских панов не боится, что при случае резок и запросто голову может снести. Что одет по-царски и имеет карету со свитой.

Решено было разведать это дело как следует. Надо было отправить в Польшу серьезных людей, чтобы привезли точные сведения.

С серьезными людьми в Запорожье было слабо, но они имелись. Хорошо подходил для этого дела атаман Герасим Евангелик. Ему на кругу было велено поехать самому или послать группу толковых казаков, но разведать все. И строго было добавлено, чтобы они не возвращались из Литвы, пока не повстречаются с царевичем сами и не поглядят на него собственными ясными очами.

– А что, Григорий, едем с нами, – предложил Евангелик Отрепьеву.

– А что, – отвечал Отрепьев, – и поедем. Дело-то радостное!

Но он совершенно не собирался никуда ехать. Он уже знал, что такое самозванство. Он уже понимал, чем такие шуточки кончаются, если из-за одного человека вся государственная граница запирается на три месяца. Плевать на торговлю, дипломатию, на все, лишь бы поймать и убить его, Григория.

В день отъезда он убрался из куреня с бравой командой казаков, уходивших на татар в Крым, отбивать своих.