Лжедмитрий Второй, настоящий - [25]
Младший Бельский, невежа, тоже ничего не понимал. Но никто им ничего не объяснял и даже не считал нужным.
– Дело славное, – оценочно сказал Василий Шуйский. – Но больно опасное. И говорить о нем впрямую не след. Кто не понял, пусть и не понимает. Потом поймет. А прямых слов сейчас не говорите.
Федор Никитич, Михайла Никитич, Борис Черкасский, Василий Голицын сразу все поняли и никаких имен не произносили и не спрашивали.
Невежа Бельский не сразу понял, но сразу закрыл рот на замок. И все другие участники блинной вечери приняли условия игры: «Да и нет не говорить. Черно-бело не носить».
– Вот что, – сказал Василий Шуйский, – кто бы из нас его ни встретил, на эту дорожку его наставляйте. Не в лоб, обиняком. Намеками, подсказками. Если беда его прихватит, выручать его следует. Сами выручайте и своим людям это велите. И денег незаметно давать ему надобно.
Он выдержал паузу:
– И все, и больше об этом не говорим. А за здоровье государя нашего Годунова Бориса Федоровича сладкого меда выпить непременно следует. Да еще под блины.
В этот вечер судьба Григория Отрепьева была решена. Причем никто ни разу не назвал ни его имени, ни его фамилии. Как ни прислушивались подавальщики, ничего интересного не узнали.
Москва гудела и стекалась потоками людей к Кремлю. Готовился второй поход на Новодевичий монастырь – уговаривать Бориса Годунова принять огромную осиротевшую страну и престол. Вчера Борис отказался:
– Как и прежде я говорил, так и сейчас говорю: не думайте, чтобы я помыслил вступить на это высочайшее место после такого великого и праведного государя.
Все православные христиане пребывали в недоумении, в скорби и в плаче. Даже противники Годунова многовековые бояре недоумевали:
– Чего он тянет? Чего выдумывает? Согласился бы, да и дело с концом. Всем кишки выворачивает.
Но дело было не так просто. Эти же бояре на днях подступали к нему, чтобы он целовал грамоту, что против их воли ничего принимать не будет. То есть соглашались, чтобы он сидел на троне, но со связанными руками. А это означало верную гибель Годунова через год, через два. Попробуй усиди на русском троне без топора или дыбы под рукой.
Сильно помог Годунову Романов Федор Никитич. Стал оказывать ему поддержку среди бояр в обмен на клятву Бориса быть с ним во всех делах советником и по всей Русии соправителем.
И все же Годунов колебался.
Накануне вечером по Москве разнесся слух, что патриарх с духовенством решили так: если Борис не согласится сесть на царствие, отлучить его от церкви. Сами они тогда снимут с себя церковное облачение, наденут простые рясы и запретят службу по всем церквам.
Такого страшного ужаса Москва еще не помнила.
Поэтому все решили пойти. Взрослые решили взять с собой детей для убедительности.
Впереди несли икону Владимирской Божией Матери. За ней с песнопениями, с молитвами шел патриарх с митрополитами и многое белое духовенство. Постепенно в толпе священничество переходило в сановитых бояр, детей боярских, дворян, важных жильцов, стрельцов в городской одежде и в простой люд.
Народу было много, целое людское море. И людские потоки в это море вливались и вливались.
Никогда еще москвичи не были так объединены одним желанием. Никогда еще не были так близки между собой люди всех сословий.
Но по всему было видно, что главной действующей силой в этом потоке являлось духовенство.
Годунов вышел навстречу шествию из монастыря не один, тоже с духовенством и тоже с иконой – Смоленской Божией Матери.
– Государь мой, патриарх Иов! Зачем ты на такое серьезное дело меня сподвигаешь?
Иов, уже разозленный многодневной кампанией, сказал при всех:
– Да затем, Борис, что, кроме тебя, никому это дело не под силу. Иначе море крови прольется допреж того, как порядок установится.
А люди окружили Новодевичий монастырь широким потоком и в разноголосицу вопили:
– Благочестивая царица! Помилуй нас!
– Дай нам на царство своего брата!
– Помилосердствуй о нас!
– Пощади нас!
Люди лезли на деревья, пытались влезть на башни и стены. Одного мальца, припирая шестом к стене, подняли наверх к зубцам стены, находящимся у окон царицы. И он вопил там каким-то неестественно сильным голосом:
– Пощади нас, царица! Пощади нас, царица!
Служащие монастыря не спихивали его наземь. Это наводило на размышления. Потому что при всей беспорядочности и непонятности жизни тех дней царская охрана работала исправно и четко.
Борис и патриарх Иов вошли в монастырь и прошли в палаты царицы. Они пробыли там около часа.
Слегка усилился мороз. Чуть-чуть начали вытекать ручейки из людского моря, окружавшего монастырь. Шум голосов затихал.
Вот наконец, на радость огромного количества людей, от Красного крыльца палат царицы к окраинам людского моря побежала радостная весть:
– Согласился!
– Согласился!
– Борис Федорович дал согласие!
– Слава тебе, Господи, Царица Небесная!
Судьба Годунова как-то так складывалась, что события никогда не приходили к нему поодиночке. Но его незакованное мышление всегда позволяло ему из двух бед извлечь хотя бы одну выгоду.
Так и в этот раз пришла весть: Орда вышла из Крыма.
Механизм упреждения набегов Крымской орды на Русию был до чрезвычайности примитивен. И в такой же степени надежен.
