Лжец - [23]

А может, я не так понял. Когда несчастлив, ищешь утешения в мелочах. То, что Олуф не хотел брать ее под руку, сейчас, быть может, именно ей и дорого.

Внизу, на Горке, стояли две женщины. Высокая и полненькая.

- Нет, - сказала Аннемари, останавливаясь. И мы свернули с тропинки.

- Не знаю, Йоханнес... - начала было она и умолкла. Мы поглядели на Горку. Задувал такой ветрище, что женщины стояли, сбочившись, подолы платьев тяжело стегали их по ногам. Им было неспособно переговариваться, так далеко стояли они одна от другой. В просвет между ними виднелись тучи и черный клок моря.

Мы сошли к Горке. И начали подниматься. Аннемари шла впереди меня, продираясь сквозь малинник, нежно зеленеющий проклюнувшимися листьями. Полненькая была жена Роберта. Она протянула Аннемари руку и слабо улыбнулась. А вторая даже не повернула головы. Это была Мария, мать Олуфа.

Карен, жена Роберта, что-то сказала, но мы не разобрали слов - из-за ветра. Нам пришлось к ней нагнуться.

- Считай, они уж в открытом море! - прокричала она, улыбаясь.

Но я видел, они всего лишь на полпути. А потом катер и вовсе затерялся среди валов.

Мария глянула на меня и холодно поздоровалась. Аннемари она словно и не заметила. Тогда Аннемари подошла к ней, положила ей руки на плечи и поцеловала в щеку. Мария приобняла беременную девушку - и обе тут же разомкнули объятия.

Наблюдать эту принужденную сцену было тягостно. Я предвидел: независимо от того, в живых Олуф или нет, отношения между двумя женщинами после этой встречи лучше не станут.

Высоко над нами неслись к востоку рваные тучи. Море пятналось бурунами, которые мчались с запада. Море, оно пуще всего ярится, приняв очередную человеческую жертву. Немыслимо, чтобы Олуф с Нильсом продержались так долго. Мы же видели, как швыряло катер, а ведь там были наши лучшие кормщики.

Смерклось. Мария пошла домой. Одна. А мы втроем остались и увидели вскоре судовые огни и бегающий луч прожектора. Это были спасатели. Но они довольно быстро свернули поиски.

Мы стояли. Плачущая девушка прильнула ко мне. Я вдруг почувствовал невыразимое облегчение.

Я действительно помню или это игра моего воображения - что я был с Олуфом и Нильсом перед тем, как они пустились в море, и ничего не сделал для того, чтобы остановить их?..

В эту субботнюю ночь я стоял на Горке и смотрел на черный фьорд, что с юга прорезал лед и исполинским клювом тянулся к острову.

6

Итак, воскресным утром я прочитал в церкви отрывок о нечистом духе. Народу к службе собралось гораздо больше, чем в последний раз. Вероятно, причиной тому - нетерпеливая весна.

Служба была краткой. Собственно говоря, я не знал, как прокомментировать этот мудреный текст, и потому обошелся без комментариев.

Может быть, это самое лучшее, что я сделал за последнее время. То, что ничего не сказал. Ибо кто я? Дилетант в вере. Ты конечно же захочешь узнать, Нафанаил, что я подразумеваю под этими словами. Возможно, и неверующего, который уверовал в то, во что не верил. Короче, под этими словами я подразумеваю: дилетант в вере!

А ты? Выметен ли ты и убран, Нафанаил?

Нам с тобой никуда друг от друга не деться. Во всяком случае, мне. Я связан. То, что я рассказываю, предназначается для твоего уха, Нафанаил. Однако я не желаю быть связанным настолько, чтобы рассказывать тебе в угоду. Меня не покидает чувство, что ты ждешь от рассказчика саморазоблачений. Признаний, которые дымятся, как горячие потроха. Заливаясь румянцем при виде бренной своей оболочки...* Что, разве не так? Да, у тебя есть надо мною власть. Только знай меру. Не подходи слишком близко!

* Из оды "К душе" И. Эвальда.

Но погляди-ка в окно! Видишь, кто сел на дерево? Севильский цирюльник. Скворушка. Солнце навело на него ослепительный глянец. Он выпячивает радужную грудку, шея его раздувается, длинные перья на ней топорщатся. Сейчас он исполнит нам арию.

Да, я не стал комментировать сегодняшний текст. А искушение, признаюсь, было. Опасное искушение! Но сам посуди, что я мог сказать по поводу таких слов, как эти: "Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находя говорит: возвращусь в дом мой, откуда вышел". Как тебе эти слова? Может ли, по-твоему, причетник с Песчаного острова посягать на толкование столь дикого и странного образа? Нечистый дух, опальный, бездомный, выдворенный из своего обиталища, сиречь человека, бредет еле волоча ноги по безводным местам, где нечем утолить жажду, где ни росинки, ни зеленой былинки. Нафанаил, ты когда-нибудь представлял себе нечистого духа страдальцем?

И вот несчастного духа одолевает тоска по дому, и он возвращается в дом свой. "И пришед находит его выметенным и убранным; Тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и вошедши живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого".

Как, по-твоему, мне следовало прокомментировать это, Нафанаил? Разумеется, я мог бы напыжиться и сказать: "Будь на страже, мой чистый друг. Пусть это послужит тебе предостережением. Тебе, кто полагает, что очистился от скверны. Кто поборол в себе неодолимое, преступное желание, быть может. Кто чувствует себя выметенным и убранным. Берегись!"