Лютер - [17]

Матезий кроме всего прочего рассказывает, что августинцы, недовольные шумихой, создавшейся вокруг новичка, старались всячески унизить его и нагружали самой неблагодарной работой: заставляли мести полы в церкви, дежурить на воротах, чистить отхожие места, а главное — ходить по городу с нищенской сумой на плече, собирая милостыню. Дошло до того, что кое-кто из вчерашних друзей Лютера, возмущенных такой вопиющей несправедливостью, явился к приору и добился того, чтобы от этой обязанности Мартина освободили.

Со всеми этими вещами следует разобраться. Во-первых, маловероятно, чтобы августинцев раздражило появление ученого послушника, ведь устав ордена поощрял образование, и настоятели монастырей особенно охотно принимали у себя братьев с университетским дипломом. Во-вторых, Мартин отнюдь не претендовал на роль светила науки, оставаясь, так сказать, звездой второй величины, поскольку, как мы уже показали, сразу двое из его университетских преподавателей поступили в тот же самый монастырь до него, не говоря уже о том, что и кроме них в этих стенах хватало высокообразованных монахов, таких, например, как Дорштейн и Добелин. Богословие здесь преподавали выдающиеся мыслители своего времени, пользовавшиеся заслуженной славой. С другой стороны, обхождение с братом Мартином, описанное его биографами, вовсе не отличалось исключительностью. Каждого послушника, независимо от его происхождения, заставляли выполнять те же самые обязанности, но не с целью унизить, а с целью научить смирению. И если настоятель в конце концов освободил одного из своих «подчиненных» от этой работы, то рассматривать подобный жест следует как самую настоящую привилегию.

Что же сам послушник? Обрел ли он вожделенный душевный покой? Всеми силами стремясь к этому, он с жаром принялся исполнять предписания устава и монастырские правила. Позже, когда для него настала пора воспоминаний, он даже утверждал, что попал в весьма небольшое число братьев, стремившихся к святости. Другое дело, что он, судя по всему, ограничился тем, что подвергал испытаниям одно лишь тело, полагая, что для достижения вечного блаженства этого достаточно.

Если он и в самом деле питал такие надежды, это означает, что он сделал совершенно неверные выводы из литературы, которую читал, и из объяснений, которые получал от своего наставника. Одним из наиболее авторитетных авторов считался св. Бернар Клервоский, чьи проповеди, обращенные к монахам, входили в программу обучения послушников. Между тем, его тексты изобилуют предостережениями против обманчивого сознания собственной праведности. «Слишком часто, — удрученно восклицал великий аббат, — приходится встречать монахов, которые, приняв постриг и надев рясу, уже считают себя спасенными». Подчеркивая, что спасение души целиком зависит от милости Божьей, он далее говорил: «Несчастные ничтожества, в своем легкомыслии мы забываем, что блаженство досталось нам даром». На вопрос, довольно ли раскаяния, чтобы очиститься от греха и заслужить Божье прощение, Бернар отвечал так: «Если обращение затрагивает одно лишь тело, оно не стоит ничего. Оно есть лишь символ обращения, но никак не само обращение. Являя собой лишь видимость добродетели, оно не несет никакой пользы. Жалости достоин человек, живущий одними телесными ощущениями! Он полагает, что все вокруг него — добро, он не чувствует, что в душу к нему забрался червь, грызущий его изнутри. Он выстригает тонзуру, не меняет платья, соблюдает посты, в надлежащий час читает молитвы, но, как говорит Господь, «сердцем своим он далек от Меня». В другом месте Бернар в лаконичной, но весьма выразительной форме говорит о пользе конкретных дел: «Не умеющий любить не сможет возлюбить и Жениха Небесного, а деяния его, даже праведные, не могут без веры сделать праведным его сердце. Вера же мертва без милосердия». Итак, добрые дела живы верой, а вера жива милосердием.

Тому же автору принадлежит и небольшой по объему трактат, озаглавленный «Обращение лиц духовного звания», получивший широкую известность. Этот труд внимательно изучали в монастырях, поскольку в нем нашла выражение одна из главных задач Церкви. Обратить нас в истинную веру может только Бог, но при этом мы должны еще заслужить его милость смирением и раскаянием: «Недовольный собой мил Богу, ненавидящий грязь и нечистоты своего жилища вознесется в обитель вечной славы... Конечно, счастье не есть плод нищеты, но плод милосердия... Благо увечного в том, что он нуждается в исцеляющей руке. И тому, кого, предоставленного себе, ждет неминуемая гибель, здоровье вернет сам Господь Бог». Впрочем, далее автор добавляет, что на эту помощь нечего рассчитывать тому, кто живет одними чувствами, кто не смог отказаться от телесных привычек и обратить свои помыслы и желания к Богу. Раскаяние, идущее из глубины сердца, как раз и относится к числу таких сверхъестественных желаний: «Если хочешь, чтобы Бог сжалился над тобой, смилуйся над своей душой. Еженощно орошай ложе свое слезами. Если сумеешь с сожалением взглянуть на себя, если застонешь над собой стоном раскаяния, тогда будет тебе и милосердие. Ежели ты грешен и многогрешен, ежели нуждаешься в великом прощении и великой жалости, трудись душой и взращивай в ней милосердие: лишь примирившись с собой, можешь надеяться, что пребудешь в мире с Богом».