Люськин ломаный английский - [26]

В дверь постучали. Палец Зайки бессильно упал.

— Ну, пиздуй открывать, слышь?

— Отъебись, — ответил Блэр.

Зайка еще туже затянул хвост из волос, одернул костюм и вприпрыжку поскакал вверх по ступенькам. За замороженным стеклом входной двери показалось расплывчатое пятно. Зайка открыл дверь и выглянул в тусклый, воняющий бензином мороз, стягивающий кожу, как молочная пенка. Прямо перед ним, совсем рядом, но почему-то странно низко, стоял щуплый мужчина среднего возраста. Вокруг тощих ног развевались серые брюки, скособоченный школьный галстук отбрасывал сгустки теней на лацканы пиджака.

Зайка сжал и разжал кулаки висящих по бокам рук.

— Трудная выдалась ночка, не так ли? — Мужчина поднял глаза на солнцезащитные очки Зайки.

Он бочком подвинулся ближе, покачиваясь, как морской конек. Его манера держаться указывала на то, что он несомненный меланхолик. Зайка почувствовал, что чувак остановился в развитии году эдак в семьдесят седьмом. И еще: что в своем мире человечек также мог быть очень высоким.

— Заходите, пожалуйста. — Зайка показал жестом вниз на лестницу.

— Должно быть, вы Гордон.

Зайка почувствовал холодок в голосе человечка и заметил, что тот словно с трудом выталкивает из себя слова. Интонации были изящно выложены на облатке дыхания, и, чтобы разобрать их, Зайке пришлось наклониться. Он несколько раз моргнул.

— Долго добирались?

— Баттерси, в паре миль отсюда. — Человечек закатил глаза и стал похож на стареющего младенца.

— Значит, вы не из «Альбиона»?

— «Альбион»? Нет, нет!

Зайка моргнул в сторону кухни. Блэр накрывал на стол и как раз выкладывал гренки на кусок какой-то зелени.

— У нас на подходе теплые amuse-bouches, — выдохнул он.

— Боюсь, моя диета ограничивает меня блюдами, названия которых я могу произнести, — сказал человечек. — Но заметьте, от освежающего напитка я не откажусь.

Зайка проглотил усмешку. Глаза Блэра прошлись по мятой фигуре человечка, прежде чем стремительно рвануть в окно, в самую изморось, пульсирующую под фонарями, как горячий планктон. Он тихо убрал гренки в пакет и поставил его открытым за лавку, решив не шуршать лишний раз.

— Вы проходили мимо мусорных ящиков? — спросил Зайка. — Можно сколотить состояние на том, что стоит в переулке. Совет к ним и пальцем не прикоснется, даже ради, мать ее, благотворительности. У нас был «Святой Винсент» на телефоне, и они спросили: «Что у вас есть?», а я ответил: «Превосходный трельяж в отличном состоянии и комод», а они сказали, что эта хуйня ничего не стоит и высылать за ней фургон они не намерены. Хотел я сказать: «Ну дайте знать, чем вам угодить, мы это закажем и пришлем на ваш адрес». Я, блядь, просто в шоке.

Человечек устроился в гостиной и обозревал интерьер.

— Нет, я не проходил мимо мусорки, — сказал он, откинувшись назад и устраивая локоть на спинке дивана.

Повисла тишина, как будто завершая первый раунд переговоров Хизов с таинственным должностным лицом.

Блэр протянул через лавку руку с большой порцией джина в детской кружке.

— Извините за стакан, но мы еще не полностью обустроились.

— Я так и подумал. Мы можем только порадоваться, что вы столько всего успели.

— Ну, раз уж вы упомянули, могу я спросить, кто это «мы»?

— Извините, я хотел сказать, что я могу порадоваться.

Блэр неловко переступил с ноги на ногу.

— Вы ведь не контролер, не так ли?

Не услышав ответа, близнецы уставились на человечка. Они увидели таинственную спокойную улыбку на его белом, как у горгульи, лице. Он смотрел прямо на них, не моргая. Глаза у него светились даже ярче, чем сначала. Он вдруг показался им куда более значимым человеком, его чудаковатость странным образом пропала.

Зайка сочувственно нахмурился:

— Вы что-то хотите спросить об «Альбионе»? Что-нибудь, что мы там видели? Младенца?

— Нет, — наконец ответил он.

— Ну и кто ж вы тогда такой? — спросил Блэр, скрестив руки на груди.

Человечек не отрываясь смотрел на близнецов.

— Дональд Лэм, — сказал он, слегка кивнув, и моргнул, опустив на секунду тяжелые веки.

Блэр подошел к лавке, сел так, чтобы не быть прямо напротив гостя. Зайка застыл за лавкой и смотрел поверх головы Блэра.

— Я вижу, что вам нравятся бальные танцы. — Лэм протянул руку к коробке с дисками около дивана.

Блэр сморщился.

— Танго, танго, танго, — равномерно, словно гипнотизируя, сказал Лэм, просматривая диски. — Танго, танго, танго, танго.

Легкость и прямота его тона поразила близнецов. Они напряглись. Зайка приоткрыл рот, показались торчащие зубы. Внезапно они увидели в Дональде Лэме что-то, говорящее не просто о его превосходстве, но о высшей природной касте.

Лэм взял в руки два последних диска. «Time То Say Goodbye» Андреа Бочелли и Сары Брайтман, «Иерусалим» в исполнении известного оркестра. Он поднес чашку с джином к губам, аккуратно сделал глоток и прижал чашку к груди, переводя взгляд с одного близнеца на другого.

— Разве первый фортепианный концерт Брамса не более точно описал бы ваше приключение?

Зайка сделал большой глоток из своего бокала.

— Ну, хм… Брамс в этом первом концерте вступает довольно резко. Это же почти что симфония.

— Конечно, он вступает резко, — монотонно заметил Лэм. — Очень даже резко.