Люси. Истоки рода человеческого - [39]

Золотое десятилетие 1967-1977

Глава 5 Омо и его магическая шкала времени

Меня не волнует, как они выглядят. Мы не можем выяснить их взаимоотношения, пока не знаем, каков их возраст. А об этом нам поведают свиньи.

Ф. Кларк Хоуэлл

Ах, эти чудесные свиньи!

Бэзил Кук

Мышлению Луиса Лики была чужда всякая мелочность. Его ум легко скользил из плейстоцена в плиоцен и еще дальше — в миоцен. У Лики не было возможности получить точные датировки, но он полагался на свои приобретенные упорным трудом, хотя и поверхностные, геологические познания, а также на суждения экспертов — впрочем, всегда оставляя за собой право не соглашаться с ними. Для изучения стратиграфии Олдувая он пригласил д-ра Ричарда Хэя из Беркли, который проработал в Африке больше пятнадцати лет. В результате исследований Хэя стены Олдувайского ущелья ныне почти так же хорошо известны специалистам, как небоскребы Пятой авеню тем, кто изучает архитектуру Нью-Йорка. Подобно всем остальным палеоантропологам до 1960 г. и до открытия калий-аргонового метода датирования, Лики при определении возраста находок в рамках третичного периода (см. схему на форзаце) опирался на стратиграфию и распределение ископаемых остатков животных в различных слоях. Работая на маленьких островках и побережье озера Виктория, он по характеру окаменелостей отнес изучаемые отложения к миоцену, хотя абсолютная датировка этого периода была ему неизвестна. Тем не менее благодаря своей разносторонней профессиональной подготовке Лики обладал более тонким «чувством» геологического времени, чем многие его коллеги-антропологи. В то время как большинство ученых указывало для нижней границы плиоцена предположительные цифры в 5-10 миллионов лет, а Кизс выступил со смехотворной датой 900 тысяч лет, Лики широким жестом отвалил минимум 20 миллионов, и последующая датировка с помощью калий-аргонового метода подтвердила его правоту.

Находки миоценовых окаменелостей на берегах озера Виктория, сделанные Лики между 1932 и 1955 годами, хотя и не получили такой широкой известности, как знаменитое двойное открытие зинджа и человека умелого в Олдувае, не менее важны для науки. Они включают костные остатки многих форм миоценовых человекообразных обезьян и позволяют заглянуть в отдаленное прошлое, от которого до наших дней не осталось в живых ни одного вида млекопитающих. В миоцене было много человекообразных обезьян различной величины — не то что в современном мире, где их потомки, всего пять родов, почти все занимают крайне ограниченный ареал и находятся под угрозой вымирания, кроме одного — человека. Грустно сознавать, что человек остается в наши дни практически единственным наследником этой процветавшей в миоцене группы. Но еще грустнее становится при мысли, что именно люди ответственны за то поистине катастрофическое состояние, в котором находятся сейчас популяции всех человекообразных обезьян. Еще несколько охотничьих вылазок в горные леса Руанды, Бурунди и Конго — и не будет горилл. Уничтожьте леса Будонго в Уганде, расширьте посевные площади в районе Гомбе-Стрим, нарушьте хрупкое природное равновесие в нескольких других местах — и исчезнут шимпанзе. Не оставляйте обезьян в покое на Борнео, убейте несколько сотен самок, отправьте осиротевших детенышей в зоопарки — и вы навсегда распроститесь с орангутанами. Превратите остатки высокоствольных лесов Индокитая и Малайзии в древесину — и пропадут гиббоны. Таким будет конец человекообразных обезьян. Он может наступить в ближайшие полстолетия, и тогда затухнет, как слабый язычок пламени, линия эволюции, продолжавшаяся двадцать миллионов лет и создавшая, наконец, орудие собственного уничтожения — человека. Интересно, что низшие обезьяны, не связанные с нами таким близким родством и, по-видимому, меньше конкурирующие с человеком, пребывают в относительном благоденствии. Сравнительно редкие в миоцене, сегодня они стали гораздо более многочисленными.

Миоценовые антропоиды, остатки которых нашел Лики, оказались крайне примитивными. Сходство их с более специализированными современными антропоидами было весьма отдаленным. Усматривались, правда, интригующие намеки на то, что некоторые формы могли быть предками шимпанзе, а другие — предками горилл, но все это представлялось очень неясным. Во всяком случае, ни одну из древних обезьян нельзя было связать с линией гоминид — характерные признаки этой ветви еще не начали формироваться. Для Лики, всегда интересовавшегося начальными этапами становления человека, миоцен оказался попросту слишком древним.

Лики занялся плиоценом. В 1935 году в районе Летоли, к югу от Олдувая, он обнаружил остатки плиоценовых млекопитающих. Однако находки были скудны и не включали остатков гоминид — вернее, так думал Луис в то время. На самом деле ему таки попался один клык, но Лики не смог определить его принадлежность, и лишь много лет спустя его находку идентифицировали другие. Как бы то ни было, он забросил Летоли и сосредоточил все свои усилия на Олдувайском ущелье. Однако он не забывал и о плиоцене. В 1959 году Лики предложил Кларку Хоуэллу свою помощь в обследовании местности к западу и северу от озера Туркана (бывшее озеро Рудольф), так как знал об обширных плио-плейстоценовых отложениях, которые лежат по обе стороны озера, выходят за пределы Кении и продолжаются в Эфиопии, в частности вдоль реки Омо (эта река берет начало в эфиопских высокогорных районах и впадает в озеро Туркана, предохраняя его от высыхания).