Люсьена - [7]

Шрифт
Интервал

Мы миновали последнего пассажира. Стеклянная крыша не защищала нас больше. Свет тоже остался позади; внезапно пришло в голову, сколько в нем все же было жизни и ободряющей силы. Ветер был уже не прежним; ровный поток воздуха, двигавшийся по вокзалу, разбился здесь на беспорядочные порывы.

Платформа кончилась. То, что я привыкла называть вокзалом, дальше не простиралось. Я покидала место почти приветливое, род убежища, где материальные силы принимают как бы человечный характер и позволяют нам двигаться среди них, не слишком нам угрожая.

Пространство, которое открывалось передо мною, не было приспособлено к моей обычной походке. Несколько электрических шаров, очень удаленных один от другого, казались плавающими в черном небе, насколько хватал глаз. Они не излучали — по-моему, по крайней мере, мнению — никакого полезного света. Внимание мое было привлечено этими маленькими блестящими шариками; я с некоторым возбуждением смотрела на легкий ореол, окружавший каждый из них. Но я легче находила бы дорогу в полном мраке.

— Мы пойдем по полотну, — сказал мне артельщик. — Нужно пересечь пятнадцать путей. Их было бы меньше, если бы мы поднялись немного выше; но я предпочитаю идти здесь. Здесь мы дальше от поворота, и отсюда лучше видно появление скорого поезда. Не споткнитесь о рельсы. Их легко различить. Смотрите внимательно, как бы не задеть проводов сигнализации, и не ставьте ногу на стрелку.

Эти предостережения, по его мнению, были достаточными и давали ему право больше не беспокоиться, потому что он продолжал путь своим обычным шагом. Его грубые сапоги, подбитые гвоздями, были отлично приспособлены для ходьбы по полотну. Он опустил свой фонарь почти до земли, но он не пользовался им для освещения пути. Он машинально переступал рельсы и провода и держался избранного им направления, не подымая даже головы.

Чтобы следовать за ним, мне пришлось пустить в ход всю свою ловкость. Я сбивала себе ноги о камни. Рельсы и провода поблескивали передо мною, одни подле других, как предательские западни. Не без некоторой тревоги я подумывала о приближении скорого поезда.

Мы находились около какого-то каменного пилона, затерявшегося среди путей, которые немножко расступились, чтобы дать ему место. Я рассчитывала остановиться там на минутку в надежде, что как раз в это время мимо нас пройдет скорый поезд. Узость площадки не сулила мне безопасности, но масса пилона, толщина которого превосходила объем моего тела, могла, очевидно, надежно защитить меня. Я почувствовала, что меня как бы влечет к этим камням. Даже если бы я была внезапно покинута, говорила я себе, в этой механической пустыне и если бы поезда стали грохотать со всех сторон, у меня хватило бы сил устоять здесь, прижавшись к пилону. И я пробормотала себе слово «убежище» со всей полнотой его смысла, сжимавшей мое сердце.

Мой провожатый, которого я попросила обождать, был, казалось, удивлен, но согласился. Так как я стыдилась своего страха, то я не посмела спросить у него, пойдет ли скорый поезд по одному из путей, которые нам еще осталось пересечь. Я старалась сама заметить тройной огонь на горизонте.

Рельсы, как золоченые волосы, бежали перед нами, собирались постепенно в пучок и подымались в то же время к какой-то точке черного неба, где начинались звезды. Эти золотые нити были натянуты с таким совершенством, они соединялись в таком прекрасном движении, что для постижения гармонии всего этого зрелища одних глаз, казалось, было недостаточно. Возникало желание схватить ее каким-то другим чувством. И казалось, что более чистое внимание могло бы услышать, как от всех этих ночных струн исходит музыка.

Поезд не показывался. Мы снова пустились в путь. Мне снова нужно было не терять из глаз фонаря И подмечать каждый блестящий выступ, рассекавший дорогу. Вдруг мой провожатый останавливается и прикасается к моей руке.

— Не шевелитесь. Вот 117-й.

Я действительно вижу в конце линии один большой огонь, довольно быстро приближающийся, и два маленьких, которые можно различить только благодаря их движению.

Но большой огонь как будто захватывает все пространство и угрожает всей линии. Невозможно угадать, какой путь изберет он, и даже изберет ли он вообще один путь. Напротив, приближаясь, он ширится, и опасность, возвещаемая им, кажется, готова разлиться по всем пятнадцати путям.

— Где он пройдет?

— За нами, почти наверное, барышня, по седьмому пути. Но так как он опоздал, то весьма возможно, что его отведут на десятый путь. Во всяком случае, мы находимся между восьмым и девятым.

Огонь увеличивался. Почва уже дрожала. Грохот как бы кольцом окружал огонь. Огонь шел прямо на нас. Было желание не бежать от него, но броситься в него.

— Схватитесь, барышня, вот за это. Вот так, вам не будет страшно.

Он указал мне обнесенный решеткою металлический столб фонаря, возвышавшийся среди путей. Я схватила один из железных прутьев и оборотилась лицом к столбу.

Чувство безопасности смешивалось во мне с головокружительным страхом. Я не переставала думать о своих пальцах, которые держали кусок железа; о силе моих пальцев, моего тела, еще такого юного; об их покорности; о сопротивлении металла; о виде такой устойчивой вещи, каким представлялся фонарь посреди железнодорожных путей; и в то же время я с каким-то наслаждением упивалась страхом, которым этот движущийся огонь наполнял мое тело до самой его глубины.


Еще от автора Жюль Ромэн
Парижский эрос

В романе с поразительной художественной силой и объективностью изображены любовь и эрос Парижа. Сладострастно-любовные токи города пронизывают жизнь героев, незримо воздействуя на их души и судьбы.Четвертая часть тетралогии «Люди доброй воли».


Доногоо-Тонка, или Чудеса науки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


О тех, кто предал Францию

Андре Симон "Я обвиняю"Книга вышла на английском языке в 1940 году в Нью-Йорке в издательстве "Dial Press" под заглавием "J'accuse! The men, who betrayed France". По предположениям иностранной прессы, автор её -- видный французский журналист, который не счёл возможным выступить под своим именем. В настоящем издании книга печатается с некоторыми сокращениями.Гордон Уотерфилд "Что произошло во Франции".Книга выла в 1940 году в Англии под названием "What happened to France". Автор её состоял корреспондентом агентства "Рейтер" при французской армии.


Детская любовь

Две тайны. Два сложных положения. Две ветви событий. И у каждой свой запах, каждая расцветает по-своему. Жизнь богата, в сорок лет она, пожалуй, богаче, чем в двадцать, вопреки обычным взглядам. Человек в двадцать лет — это шофер, опьяненный машиной, не видящий пейзажа. И, кроме того, он не осмысливает сложных положений. Рубит с плеча. Чтобы находить удовольствие в сложных операциях, надо иметь навык в простых…Третья часть тетралогии «Люди доброй воли».


Женитьба Ле Труадека

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мир приключений, 1926 № 03

«Мир приключений» (журнал) — российский и советский иллюстрированный журнал (сборник) повестей и рассказов, который выпускал в 1910–1918 и 1922–1930 издатель П. П. Сойкин (первоначально — как приложение к журналу «Природа и люди»). С 1912 по 1926 годы (включительно) в журнале нумеровались не страницы, а столбцы — по два на страницу (даже если фактически на странице всего один столбец, как в данном номере на странице 117–118). Журнал издавался в годы грандиозной перестройки правил русского языка.


Рекомендуем почитать
Стакан с костями дьявола

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Спасенный браконьер

Русские погранцы арестовали за браконьерство в дальневосточных водах американскую шхуну с тюленьими шкурами в трюме. Команда дрожит в страхе перед Сибирью и не находит пути к спасенью…


Любительский вечер

Неопытная провинциалочка жаждет работать в газете крупного города. Как же ей доказать свое право на звание журналистки?


Рассказ укротителя леопардов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ада, или Эротиада

Роман «Ада, или Эротиада» открывает перед российским читателем новую страницу творчества великого писателя XX века Владимира Набокова, чьи произведения неизменно становились всемирными сенсациями и всемирными шедеврами. Эта книга никого не оставит равнодушным. Она способна вызвать негодование. Ужас. Восторг. Преклонение. Однако очевидно одно — не вызвать у читателя сильного эмоционального отклика и духовного потрясения «Ада, или Эротиада» не может.


Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага

Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.