Люмен - [8]

– Я и правда схожу с ума, – мягким голосом говорю я сама себе, – я действительно безумна, как они все мне говорят. Я безумна.

Финн берет в руки тарелку и протягивает ее мне, на ней горячие блинчики с орехом пекан и кленовым сиропом, от них идет пар.

Это словно пища богов на круглом куске фарфора.

Я это точно знаю.

Я откусываю кусочек, потом следующий, но на третьем я понимаю, что не могу двигать языком.

На секунду мне кажется, что это снова глупые шутки моего сознания, что это мой мозг заставляет меня думать, будто я перешла в режим замедленной съемки, в то время как все вокруг движется слишком быстро. Но затем я вижу, как бессильно опускаются мои руки на стол передо мной, а мама подскакивает со своего места, чтобы подхватить меня. Я не могу дышать, не могу дышать, не могу дышать.

– Калла! – резко вскрикивает она, похлопывая меня рукой по спине: она считает, что я просто подавилась.

Но я не подавилась, я просто не могу дышать.

Я пытаюсь обхватить пальцами свою шею, свое лицо, достать до своего языка.

Воздуха!

Воздуха!

Но воздух, который я пытаюсь отчаянно заглотить ртом, не спускается вниз в легкие.

Свет.

Яркий свет.

Я погружаюсь в него полностью. Мне кажется, я умираю.

Внезапно ко мне приходит осознание, что именно так это и происходит.

Так к людям приходит смерть.

Ее объятия теплые, мягкие и гостеприимные.

В них уютно, как дома.

Она пахнет совсем не так, как раствор для бальзамирования тел или погребальные лилии, не имеет ничего общего с ароматами, которые пронизывают воздух здесь, в похоронном бюро. Она пахнет дождем, свежескошенной травой, облаками.

Ласковый свет обволакивает мое тело, и я больше не чувствую саднящей боли внутри горла.

Больше никакой боли.

Я легкая, как перышко.

Я легкая, как облачко.

Свет наполняет меня изнутри, заставляет парить над землей.

Я держусь в воздухе под самым потолком, глядя сверху на себя, на свое маленькое тело, лежащее на полу. Ярко-рыжие волосы веером растеклись по поверхности, словно багровая лужа крови, этот цвет впечатляет, притягивает. Он кажется бесконечным. Но отвлекает меня от этого зрелища ослепительный свет, заливающий своим ярким, как солнце, сиянием всю комнату, ударяя мне прямо в глаза. Я вдруг понимаю, что готова уйти, отпустить свою жизнь и уплыть вдаль вместе с лучом этого света. Я уже готовлюсь к тому, чтобы выскользнуть из окна и прикоснуться к этому небесному сиянию, когда я внезапно бросаю взгляд на лицо моего брата.

Он бледен как смерть.

Он в ужасе выкрикивает мое имя, сжимает мою руку, трясет мое тело, раскинувшееся на полу.

Я в нерешительности замираю, стоя на подоконнике, хотя луч света подобрался к самым моим носкам.

Я не могу.

Я не могу.

Я не могу бросить его.

Я не могу оставить его здесь совсем одного.

Сначала он покинул меня, но потом оказалось, что на самом деле Финн никуда не уходил. Он бы ни за что не оставил меня одну, и я тоже не поступлю так с ним.

Со вздохом я спускаюсь с подоконника и возвращаюсь обратно в свое тело, а когда вновь открываю глаза, я уже в больнице.

– У тебя аллергия на орехи! – торжественно говорит мне медсестра.

Мои мама и брат сидят рядом с моей кроватью.

– Никогда больше не ешь орехи, – предупреждает мама, ее глаза полны ужаса.

– Ты умерла на полторы минуты, – рассказывает Финн, и на его лице больше нет ни капли страха, скорее, произошедшее кажется ему чем-то очень любопытным.

Он знает, что теперь я в безопасности. Потому что я уже умерла, но потом вернулась к жизни.

Наверное, я должна чувствовать себя как-то иначе, чем прежде, но все так же, как раньше.

И мне все это кажется любопытным приключением.

Глава 4

Поместье Уитли

Сассекс, Англия

Наше путешествие оказывается чудовищно долгим.

Мы летим первым классом, но там внизу, в отдаляющейся от нас Америке, остались мой папа и моя комната. И хотя бортпроводники подходят достаточно часто, чтобы проверить, не нужно ли нам что-нибудь, а еще угощают меня яблочным соком, печеньем и укрывают уютным пледом, это все не стоит того. Я точно знаю, что оно того не стоит.

Мои ноги сводит судорога, и я растираю их ладонями, искоса поглядывая на Финна.

– Не хочу в Англию, – говорю я ему.

Он шипит на меня, прижимая палец к губам и призывая меня говорить тише: взглядом он указывает на нашу маму, расположившуюся по другую сторону прохода. Она крепко спит: здесь нужно сказать спасибо ее снотворному. Я закатываю глаза.

– Она не двигается уже три часа.

– И что с того? Ты думаешь, она тебя не слышит?

– Ну, у нее ведь нет бионических ушей, – не отступаю я.

Но потом я резко замолкаю, потому что какая польза была бы ей от такого приспособления.

– Просто я не хочу туда, вот и все, – продолжаю я еще тише. – Папа не хотел, чтобы мы уезжали, я готова поклясться. Не понимаю, зачем вообще нам туда ехать.

Финн озирается на маму через плечо, а затем нагибается поближе ко мне.

– Я слышал, как они разговаривали прошлой ночью. Мама сказала, что нам нужно туда поехать, потому что ее семья сможет помочь тебе.

Я отшатываюсь от него в смятении.

– В чем они хотят мне помочь?

В глазах брата я читаю некое опасение.

– Не знаю. А ты?

Я решительно встряхиваю головой в ответ:

– Нет. Понятия не имею. И вообще, мне не нужно, чтобы кто-то мне помогал.