Люксембургский сад - [57]

Жераль, не моргая, выдержал его суровый взгляд. Они простояли так несколько секунд, сверля друг друга глазами. Потом Жераль усмехнулся и дружески похлопал Рея по плечу:

— Прости, ты прав.

Рей посмотрел на тлеющую сигарету в своей руке и выбросил окурок за перила балкона:

— Ладно, забудем, иди поспи, ты нужен мне отдохнувшим.

Жераль молча направился к двери.

— Сколько стволов ты взял у своего друга? — Спросил Рей, глядя ему в спину.

— Один, — произнес Жераль.

— Что? — удивился Рей. — А как же остальные?

— Не волнуйся, — Жераль усмехнулся. — Я взял кое-что другое.

— И что это? — Рей напрягся и сделал шаг в его сторону.

— Гранаты, — весело ответил Жераль. — Мы пойдем туда с гранатами.

* * *

Квартира родителей Симы и Жени до сих пор хранила запах их детства. Трехкомнатная малогабаритная квартира пахла старыми книгами, крепкими Отцовскими сигаретами и кофе. Готовкой мама не занималась, за нее это всегда делала сестра Алла. Родители любили свою работу и детей, а быт их никогда особо не волновал. Тетя Алла стойко несла вахту по уходу за их домом.

С тех пор как у отца стало портиться зрение и он был вынужден оставить работу, Михаил Федорович увлекся выращиванием растений в домашних условиях и завел кучу цветов, за которыми учился ухаживать с переменным успехом.

Мама Симы — Надежда Петровна Преподавала международное право в Университете дружбы народов, но в основном Доход их семье приносили частные ученики, которых Надежда Петровна успешно подготавливала к поступлению в высшие учебные заведения.

Среди Мироновых не было полных людей. Генетика распорядилась так, что все, включая тетю Аллу, никогда не поправлялись.

Они могли совершенно безболезненно позволить себе съесть пиццу на ужин. Высокий рост был отличительной чертой по линии мамы, поэтому не только Сима была вынуждена забыть про каблуки. Как часто говорила мама, фактор роста стал для нее решающим на момент принятия решения о замужестве.

Приготовлением новогоднего праздничного стола, как всегда, занималась Алла. Она была старшей сестрой мамы, но при этом напрочь отвергала отчество и обращение типа «тетя Алла». Её называли Аллунчик, Аллочка.

Она никогда не преподавала в университетах, с огромным трудом окончила институт и с тех пор работала в разных местах, в конце концов получив долгожданную должность управляющей европейской химчисткой, где трудилась последние восемь лет. Аллунчик мечтала выйти замуж в третий раз, детей она не имела, поэтому Сима и Женя всегда были для нее больше чем просто племянники.

— Дорогие мои ребятишки, — Алла проворно выскочила в коридор, опережая свою сестру. — Господи, сколько подарков, а это что? — её опытный взгляд тут же вычислил пакет с несколькими бутылками шампанского.

— «Дон Периньон», — гордо объявила Сима. Надежда Петровна с интересом посмотрела на бутылки, забирая пакет из рук Аллочки. Она выглядела немного уставшей, сказывался напряженный график занятий.

Наряжаться Симина мама не умела и не любила, поэтому предстала перед гостями, как всегда, подтянутая, в неизменной серой водолазке и темных брюках. За ней, щурясь и сжимая в руках лейку, появился отец.

Новую стрижку и изменение в имидже, как выразилась Алла, заметили все. Даже мама, которая обычно оставалась равнодушной к подобным вещам, восхищенно поцокала языком, оглядывая дочку со всех сторон. Симе захотелось, чтобы родители увидели её в том самом платье цвета морской волны и золотых босоножках, но прийти к ним домой в таком виде она бы никогда не решилась.

Все одновременно заговорили, Женя занялся елкой и раскладыванием подарков, женщины скрылись на кухне. Михаил Федорович, нерешительно потоптавшись в коридоре, присоединился к сыну.

— Сынок, — тихо позвал он, бесшумно прикрыв за собой дверь. — У Симы что, кто-то появился?

Женя не смог скрыть улыбки, сидя на полу возле елки. Он был вынужден приподняться, чтобы пропустить отца к дивану.

— С чего ты взял? — хитро спросил он.

Отец философски пожал плечами и поставил лейку на журнальный столик.

— Ну, эта прическа, костюм, она выглядит другим человеком, — отец снял очки и устало протер глаза.

— Болят? — всполошился Женя.

— Да нет, — Михаил Федорович махнул рукой, — все нормально. А что, с Аркадием они больше не встречаются?

Женя опустился обратно на пол и сделал вид, что полностью погрузился в сортировку елочных украшений. Он по очереди извлекал из старых коробок гирлянды и шары, которым уже давно перевалило за двадцать лет, и раскладывал в разные стороны.

— Аркадий? — недоуменно переспросил он, не отрываясь от своего занятия. — А ты бы хотел, чтобы она продолжала общаться с этим? — Он отвлекся, в недоумении разглядывая потрескавшуюся собачку с красным бантиком на выцветшей шее. — Разве я собственноручно не выбросил эту сломанную игрушку в прошлом году? — спросил он, демонстрируя находку отцу.

— Ты выбросил, а Алла пожалела, — усмехнулся Михаил Федорович, — между прочим, она подарила тебе эту собачку, когда ты ещё под стол пешком ходил.

— Ясно, — многозначительно изрек Женя и убрал собаку на её законное место в коробку, — на елку этот позор не пойдет.

— Так чем тебе не нравится Аркадий? — Отец вернулся к прерванному разговору.