Люк и Фек. Мир и Война - [16]

Где кусты, где пусто.

Старый конь настороже

Поводил ушами.

Люк с тревогой на душе

Жадными глазами

Всматривалась в белый снег.

Показалось: кто-то

Промелькнул среди прорех

Снежных или что-то.

То ли вой, а может плач?

Звук возник неясный.

Конь помчался тут же вскачь,

Чувствуя опасность.

CCXXXVI

Кучер спички протянул,

Сообщил с тревогой:

«Не туда конь повернул,

Съехали с дороги.

Девки, слушайте меня,

Жгите ветошь, елки,

Испугаются огня

И отстанут волки.

Все для факелов на дне,

Разгребите сено,

Едем мы по целине

Голой как колено».

CCXXXVII

Жгли и жгли, и вот затих

Вой звериной стаи,

Голод не был еще лих,

Только речки стали.

Скоро месяц из-за туч

Высветил дорогу.

До нее путь стал трясуч,

Вышли понемногу.

Замелькали огоньки.

Город так огромен.

В небе сполохи видны

От горящих домен.

На Сталинградском фронте

CCXXXVIII

Фронт работал. «На Берлин!»

Лозунг появился.

Немцев сжать в кулак один

Наш Генштаб стремился

В Сталинграде. Контрудар

Получился мощный,

Для врага — не званный бал,

Не блины у тещи.

Армиям фашистским злым

Подконтрольным немцам

Итальянцев и румын

Тоже дали перца.

Побросали в страхе те

Пушки, танки, ружья

И сдавались в суете

Позабыв о службе.

CCXXXIX

Плотно обхватив врага

С севера и юга,

Красной армии войска

В стынь, пургу и вьюгу

Начали сжимать кольцо,

Немцам не давая

Выйти из тисков, свинцом

Свору поливая.

А Катюши били так,

Что дрожало небо.

Неминуемо ждал крах

В битве той свирепой

Группировки «Дон» и «Гот»

Маршала Манштейна.

Вбили кляп в их наглый рот

Враз первостатейно.

CCXL

Навалились на земле

Танками с пехотой,

Помогали в плотной мгле

Наши самолеты.

Воинов советских там

Полегло немало.

Столько смерти, столько драм

Родина познала.

Но дрались и: «На Берлин!

Только так и точка!» —

Знал наш каждый гражданин.

Дело лишь в отсрочке.

CCXLI

Сталин, Ставка и Генштаб

Тоже на подъеме.

СССР уже не слаб,

В действии, не в коме.

Видит это мир теперь,

Сталинград, как символ

Компенсации потерь

И военной силы.

Черчиль с Рузвельтом-друзья,

Морем шлют конвои.

Самолетов же нельзя

Выслать больше, сбои

Будут в Африке тогда

В мелких битвах с немцем,

Страх еще: в их городах

Враг создаст Освенцим.

CCXLII

Фронт в Европе — лишь проект.

Ждут, что станет дальше.

Даст ли Сталинград эффект,

Нет ли в русских фальши.

Только через полтора

Года для нас трудных

Подойдет к концу игра

Разговоров нудных.

Но спасибо и на том,

Что нам доставляли

Трудным Северным путем

Танки и детали,

Ружья, нефть и керосин,

Шоколад, тушенку

И авто, и к ним бензин,

И муку, и пшенку.

CCXLIII

«Мало», лучше «ничего»,

Все-таки поддержка,

У хозяйства своего

Жуткие издержки.

Наши пашни и луга

В минах и воронках,

Но спасали и тогда

Козы да буренки.

Армии не угрожал

Страшный, дикий голод.

И солдат наш выживал

В дождь, пургу, и холод.

Сорок третий

CCXLIV

Сорок третий Новый год

Мчался с вестовыми

В каждый полк и каждый взвод,

Занятый в прорыве,

С вестью: самых храбрых ждут

Ордена, медали,

Руководству пусть дадут

Списки для регалий.

Фек, как взводный командир,

Выполнил команду,

В рапорт двух солдат включил,

Одного сержанта.

CCXLV

Замполит спросил его

Почему нет в списке

И Федота самого,

Может быть описка?

«Нет ошибки. Храбрецов

Целый взвод, но выбрал,

Обмороженных юнцов

И того, кто выбыл

Из живых, исполнив долг

Каждого солдата.

Ими пусть гордится полк

И дадут награду.

А стране сейчас нужна

Полная победа.

Здесь награда не важна —

Это мое кредо.»

«Ну, а ты не прост, Федот» —

Замполит как в шутку,

Пальцы вытянув вперед,

Сщелкнул самокрутку.

CCXLVI

В тыловых госпиталях,

Как и в каждом доме,

Когда Новый год в дверях,

Словно при погроме

Перевернуты вверх дном

И столы, и стулья.

Няньки с тряпками кругом

Будто пчелки в ульях.

Борька начал уж вставать,

Правда с костылями.

Застилал свою кровать

И ходил кругами.

Друг Иван принес ему

Старую гитару,

Не подвластна ничему

Страсть отдаться дару.

Потихонечку бренча,

Подбирал аккорды

С разрешения врача

И собою гордый.

CCXLVII

Заводчане принесли

Раненым подарки:

Валенки и костыли,

Варежки и шарфы.

В коридоре у окна

Ёлку нарядили.

В мертвый час тут не до сна,

Все смотреть ходили.

Мальчиков явился рой,

Девочек-пружинок

С новогодней мишурой

В платьях для снежинок.

В валенках они балет

Лихо представляли,

А мальчишки малых лет

Барыню плясали.

CCXLVIII

Вышел белый Дед-Мороз,

Красный пояс жаркий,

Он с трудом мешок свой нес,

В нем для всех подарки.

И Снегурочку привел

Милую девицу.

Коридор добром расцвел,

Просветлели лица.

Раненые, кто хотел

Тоже выступали,

Боря под гитару спел,

«Браво, Бис» кричали.

Борин военный романс

CCXLIX

Ты часто снишься мне в сиянье ярких звезд,

В косых дождях, свирепых вихрях снежных.

Между погубленных войной берез

Вдруг промелькнет твой взгляд и голос нежный.

А я, внимая ласковым словам, молю

Кого-то, чтобы пушки замолчали,

Кричу без слов: «Люблю тебя, люблю!»

Но к небу поднимаются свечами

Столбы земли от громких взрывов бомб.

Я просыпаясь снова вижу небо,

Но нет тебя. Внутри холодных катакомб

Мой сон рассеялся, как будто бы и не был.

Зову я сновиденье вновь и вновь,

Страдая от тоски душой и телом.

Мне в жизни так нужна твоя любовь,

Что ничего я не могу с собой поделать.

Ты часто снишься мне в сиянье ярких звезд,

В косых дождях, свирепых вихрях снежных.

CCL

Боря Люсю очень ждал,

Свой романс готовя.

Ее взгляд любых похвал

Был дороже вдвое.

От нее дар и от всех