Льюис Кэрролл. Очерк жизни и творчества - [5]

К той же поре первого увлечения театром марионеток принадлежит и другое увлечение — фокусами и «магией». Мальчиком Чарлз не раз переодевался «факиром» и показывал собравшейся «публике» — братьям, сестрам и их друзьям — затейливые фокусы. Интерес к этим опытам не остыл с годами. В вышедшей недавно книге «Магия Льюиса Кэрролла», составленной Джоном Фишером, членом Международного Братства Магов и автором солидного труда об иллюзионизме, собраны раскиданные по различным работам Кэрролла фокусы, трюки и пр. По мнению Дж. Фишера, Кэрролл был одаренным фокусником-любителем, живо интересовавшимся техникой профессионального иллюзионизма[22]. Всевозможные фокусы и фокусники были, вообще говоря, весьма популярны в викторианской Англии; даже в обществе фокусами увлекались не менее, чем шарадами, буриме, головоломками и прочими играми, — увлекались не только дети, но и взрослые. Насколько Кэрролл был знаком с профессиональной техникой, судить трудно. Впрочем, Дж. Фишер развивает на этот счет несколько интересных гипотез, используя различные произведения, письма и дневники писателя. Мир фокусников и иллюзионистов, по мнению Дж. Фишера, возможно, оказал какое-то воздействие и на характер творчества Кэрролла. Вот один из небезынтересных примеров. В апреле 1863 г. Кэрролл отправился в Челтенхэм. 6 апреля в его дневнике появилась следующая запись: «Вечером вместе со всем обществом отправились смотреть господина Доблера, фокусника». Людвиг Доблер — венский иллюзионист, пользовавшийся всемирной известностью; в 1842 г. он приехал в Англию, а спустя шесть лет покинул сцену. Возможно, он вернулся к публичным выступлениям, хотя в челтенхэмских газетах нет на этот счет никаких сведений. Зато и «Челтенхэм кроникл» и «Челтенхэм джёрнал» сообщают о том, что 6 апреля состоялась лекция некоего профессора Пеппера о духах, послужившая причиной множества Толков и споров. Профессор Пеппер всего за несколько месяцев до того вызвал сенсацию в Лондоне, где он демонстрировал «материализацию» духов на сцене. Подобная же «материализация» была показана им во время лекции в Чел-тенхэме. «Дух» создавался с помощью системы зеркал. Дж. Фишер указывает, что в первом, рукописном варианте «Алисы в Стране чудес» — «Приключения Алисы под землей» — не было ни Чеширского Кота, ни младенца, ни перца. Возможно, что эти персонажи, появившиеся лишь в окончательном варианте 1865 г., где они то возникают, то исчезают, навеяны знакомством с «лекциями» профессора Пеппера. Само имя этого иллюзиониста (Pepper — перец) и эпизод с перцем, по мнению Фишера, вряд ли можно считать простым совпадением. Как бы то ни было, но любовь к балагану, к незатейливому бурлеску, кукольному представлению и «магии», отличавшая Кэрролла и наложившая в той или иной степени свой отпечаток на его творчество, зародилась в детстве, когда по йельской Англии бродило еще немало бродячих трупп актеров, кукольников, факиров и циркачей.

В двенадцать лет Чарлза отправили в школу: сначала — в Ричмонд, а затем — в знаменитый Рэгби. Воспетый писателями типа Томаса Хьюза или Ф. У. Фаррара[23] «славный дух» публичной школы (так назывались и до сих пор называются в Англии закрытые мужские школы привилегированного типа) с его христианством, регламентированностью, культом спорта и силы, своеобразным институтом «рабства» и безоговорочного, даже самого унизительного, подчинения младших школьников старшим вызывал в Чарлзе решительную неприязнь. «Не могу сказать, чтобы школьные годы оставили во мне приятные воспоминания, — писал он много лет спустя. — Ни за какие земные блага не согласился бы я снова пережить эти три года»[24].

Учение давалось Чарлзу легко. Особый интерес он проявлял к математике и классическим языкам. В латинском стихосложении, занимавшем немаловажное место в школьной программе, он нередко выказывал пренебрежение к общепринятым правилам, правда, его отклонения от правил были всегда логически оправданы, что признавали даже его наставники. Вот что писал его воспитатель мистер Тейт в своем отзыве о четырнадцатилетием Чарлзе: «При чтении вслух и в метрической композиции он часто сводит к нулю все представления Овидия или Вергилия о стихе. Более того, он с удивительным хитроумием подменяет обычные, описанные в грамматиках, окончания существительных и глаголов более точными аналогиями или более удобными формами собственного изобретения»[25]. Уже в эти годы в нем пробудился тот интерес к слову и к логическим, «выравнивающим» тенденциям в языке, которым будут позже отмечены сочинения Льюиса Кэрролла.

В школе Чарлз держался особняком и всему предпочитал долгие прогулки, к которым пристрастился еще в Крофте, и чтение. Он пишет подробные письма домой. В одном из них (1849 г.) он делится своим впечатлением о «новой повести» Диккенса. Это «Давид Копперфилд» — Чарлз только что прочитал первый журнальный «выпуск». Сюжет кажется ему ничем не примечательным, «зато некоторые характеры и сцены очень хороши»[26]. Диккенса будущий писатель читал всю жизнь. В его письмах и дневниках мы находим упоминания различных произведений великого романиста; к сожалению, ни одно из них не сопровождается развернутым отзывом. Вспомним, однако, что Кэрролл вел дневник «для себя», не имея в виду его публикации; такой же частный характер носили и его письма. Однако, обращаясь к произведениям Кэрролла, видишь, сколь многим он обязан Диккенсу.