Льюис Кэрролл. Очерк жизни и творчества - [101]

Несмотря ни на что Доджсон снова и снова возвращается к этой проблеме. Он сообщает премьер-министру, что положение на острове Тристан-да-Кунья приняло бедственный характер. Одно из рыболовецких суден, которыми располагали жители, потерпело крушение — в результате на острове осталось всего одиннадцать работоспособных мужчин. В течение двух лет Доджсон продолжает свою борьбу, однако правительство отвергает все его предложения. Ему так и не удалось добиться радикального изменения ситуации на острове Тристан-да-Кунья, все же благодаря его вмешательству жители получили со специально посланным кораблем кое-какую помощь и припасы.

В переписке Доджсона с Солсбери встает еще одна важная тема: на протяжении многих лет Доджсона волновала проблема «чистоты» проведения парламентских выборов и корректности (правильности) представительства в нем. Подходя к этой теме как математик, Доджсон задавался вопросом о том, как достигнуть максимально взвешенного представительства в парламенте. Полагая, что принятые правительством решения являются недостаточными, Доджсон выдвигал собственные предложения. Необходимыми условиями «чистоты» выборов он считал тайное голосование и принцип «пропорционального» представительства, к определению которого он подходил с позиций логика и математика. Все это он излагал премьеру лично, а впоследствии опубликовал в ряде статей и памфлетов («О чистоте выборов», «Парламентские выборы», «Принципы парламентского представительства»). Специалисты считают, что его соображения не потеряли актуальности и в наши дни. Как видим, вопросы общественной жизни и политики в одном из ее важных аспектов (парламентские выборы) занимали Доджсона/Кэрролла ничуть не меньше, чем наука и литература; он полагал, что с помощью строгих математических и логических методов возможно оптимизировать результаты выборов.

Доджсон любил детей. «Дети это ¾ моей жизни», — писал он. Он водил их в театр, в музеи и на прогулки, приглашал в гости, фотографировал (сейчас мы знаем, что он был одним из замечательных фотографов-любителей XIX столетия), развлекал играми, загадками, рассказами и сказками собственного сочинения, приглашал погостить у него на берегу моря, куда регулярно отправлялся во время долгих (летних) каникул, платил за уроки французского, пения, рисования, а иногда и за визиты к зубному врачу, которые стоили немало. Он писал им письма.

«Мой дорогой Бёрти!

Я был бы рад исполнить твою просьбу и написать тебе, но мне мешает несколько обстоятельств. Когда ты узнаешь, что это за обстоятельства, ты, думаю, поймешь, почему я никак не могу написать тебе письмо.

Во-первых, у меня нет чернил. Ты мне не веришь? Ах, если б ты знал, какие чернила были в мое время! (Во время битвы при Ватерлоо, когда я был простым солдатом.) Стоило лишь налить немножко чернил на бумагу, как они сами писали все, что нужно! А те, что стоят на моем столе, до того глупы, что, даже если начать слово, все равно не сумеют его закончить!

Во-вторых, у меня нет времени. Ты мне не веришь? Ну что ж, не верь! Ах, если бы ты знал, какое время было в мое время! (Во время битвы при Ватерлоо, когда я командовал полком.) В сутках тогда было 25 часов, а иногда 30 или даже 40!

В-третьих — и это важнее всего, — я совсем не люблю детей. Не знаю, почему, но в одном я уверен: меня от них мутит, как других от кресла-качалки или от пудинга с изюмом. Ты мне не веришь? Я так и знал, что не поверишь. Ах, если б ты знал, какие дети были в мое время! (Во время битвы при Ватерлоо, когда я командовал всей английской армией. Тогда меня звали герцог Веллингтон, но потом я решил, что носить такое длинное имя слишком хлопотно, и изменил его на „мистер Доджсон“…) Теперь ты и сам видишь, что написать тебе я никак не могу».

Одного этого письма достаточно, чтобы понять: Доджсон, вернее Льюис Кэрролл, был мастером той веселой чепухи, которую англичане зовут нонсенсом. Подобных писем он написал огромное множество.

Среди своих юных друзей Кэрролл отдавал предпочтение девочкам. Его современников это не удивляло. В ту пору в Англии был весьма распространен культ ребенка, в особенности девочек, которые в глазах викторианцев были нежными неиспорченными созданиями, ближе всех стоящими к Богу. На рубеже XVIII и XIX веков этот взгляд на детство нашел выражение в «Песнях невинности» Уильяма Блейка и получил дальнейшее развитие в поэзии романтиков. Отношение Кэрролла к его маленьким друзьям было глубоким и искренним. «Чтобы понять натуру ребенка, — писал он матери одной девочки, — нужно немало времени, особенно если видишь детей всех вместе, да еще в присутствии старших. Не думаю, что те, кому довелось наблюдать их только в этих условиях, имеют представление о том, насколько прелестен внутренний мир ребенка. Я имел счастье общаться с ними наедине. Такое общение очень полезно для духовной жизни человека: оно заставляет убедиться в скромности собственных достижений по сравнению с душами, которые настолько чище и ближе к Господу».

У Льюиса Кэрролла было множество маленьких друзей. Но Алиса Лидделл, дочь ректора Крайст Чёрч, известного автора «Древнегреческого лексикона» (им и по сей день пользуются в Англии), занимала среди них особое место. Спустя много лет Кэрролл писал Алисе Лидделл, вышедшей замуж за выпускника Крайст Чёрч Реджиналда Харгривза: «После Вас у меня было множество маленьких друзей, но все это было не то». Некоторые исследователи полагают, что Кэрролл любил Алису и надеялся со временем жениться на ней. Загадочный разрыв с семейством Лидделл, происшедший в 1865 году, вскоре после публикации «Алисы в Стране чудес» (Кэрроллу в то время было 33 года, Алисе — 13), они объясняют тем, что Кэрролл, по-видимому, говорил об этом с родителями Алисы и просил о помолвке с их дочерью. Такие помолвки, отнесенные на более поздние годы, были не так уж редки в Викторианское время. Родители Алисы, по мнению этих исследователей, скорее всего, отвечали отказом и закрыли перед ним двери своего дома. Эта версия, впрочем, представляется маловероятной. Даже если Кэрролл думал о браке, он, конечно, прекрасно понимал, что родители Алисы, которые занимали высокое место в обществе и мечтали о блестящем браке своей очаровательной дочери, никогда не согласились бы на ее брак со скромным преподавателем математики. Ему предстояла всемирная слава, но никто еще не подозревал об этом.