Людвисар. Игры вельмож - [60]

Всадники, пригнув головы, проскользнули под ней и, проехав длинным пассажем, оказались во дворе. Тут было людно и шумно, а многочисленные экипажи и еще не расседланные лошади свидетельствовали, что в замке находится много приезжей шляхты.

Справа возвышался дворец, стены которого были красиво украшены каменной резьбой, длинными фризами и увенчаны аттиком, который, правда, больше напоминал боевой кренеляж (зубчатое завершение стены). Очевидно, такое его применение зодчие никак не исключали.

Христоф и казаки спешились, приказав двум работникам отвести лошадей к конюшне.

Через минуту из дворца вышел коренастый мужчина в плисовой шапке с перьями, красочном жупане, подпоясанном золотым поясом с саблей при боку. Завидев прибывших, он сразу направился к ним.

— Челом тебе, Богдан! — поздоровался сотский, когда тот приблизился.

— Челом-челом, Андрий! — радостно ответил тот, раскрывая свои широченные объятия. — Наш светлый князь передавал тебе спасибо. Говорил, что никакой награды не пожалеет за такое дело.

— То успеется, — махнул рукой Карбовник, — про Межирич позаботились?

— А как же! Сразу же ночью пошла туда Забрамная (брама — городские ворота) хоругвь (рота), — ответил Богдан.

— А где мои разбойники? — спросил сотник.

— Гостят в людской, — ответил тот, — но не беспокойся. Говорили, пока пан сотский не дозволит, пить станут лишь квас и воду.

— Добро, — Андрей удовлетворенно засмеялся. — Вели, Богдан, и нас накормить, и побыстрее, потому что еще сегодня хочу податься до Межирича.

— Коли пан позволит спросить, — ответил Христоф. — Тут ли пребывает его милость, князь Острожский?

— Тут, — кивнул шляхтич, — пан имеет дело к князю?

— Меня зовут Христоф, я курьер вельможного Якуба Шольца, бургомистра Львова, — представился тот. — Имею письмо лично его княжеской милости от кастеляна Высокого Замка, Сильвестра Белоскорского.

Богдан нахмурился и перевел взгляд на Карбовника.

— Можешь быть уверен, — кивнул тот, — ручаюсь за него.

— Я не настаиваю на аудиенции, — снова произнес курьер, — пусть пан сам передаст письмо его милости.

Христоф достал послание от Белоскорского и протянул его шляхтичу. Тот взял уже с подобревшим взглядом и даже извинился за свою невольную негостеприимность.

— Не сердись на него, — тихо сказал Андрей по дороге к дворцу, — он бережет князя, как зеницу ока, а тебя видит впервые. Не одного подосланного к его милости убийцу задушил своими руками этот Богдан Сусло.

Под обед подали куски запеченного мяса, борщ и гороховую кашу, а также буженину, рыбу, начиненную грибами, сыр, а к нему — бочонок пива. Пообедав, казаки направились во двор. Христоф хотел было податься следом, но кравчий, что прислуживал у стола, шепотом попросил его идти за ним. Молча они поднялись на второй этаж, где за дверями, украшенными серебром и перламутром, открылся роскошный зал. Пол был мощен цветными изразцами.

Стены украшали огромные гобелены, демонстрирующие победные битвы с тевтонцами, татарами и московитами. В полководцах, что немилосердно рубили врагов, просматривались фигуры славных мужей из рода Острожских: князя Федора, Константина, Ильи и теперешнего, самого могущественного среди них, Василия-Константина.

Среди роскоши вычурной итальянской мебели, украшенной тонкой резьбой, драгоценными камнями и слоновой костью, взгляд вдруг падал на два старинные сундука, щедро покрытые потускневшим золотом. Помнили они, наверное, еще времена Гедимина, а может, и короля Данила и придавали всему пространству неожиданную строгость и величие.

В нише, в углу, была громадная кафельная печь, построенная в форме колокольни. Снизу и вверху ее украшали лепные парсуны (портреты), каждая из которых имела свое настроение. И если нижние страдали от тоски и отчаяния, то верхние сияли счастьем и излучали благодать. Наконец, над всеми возвышались ангелы, завершая собой этот немой вертеп.

Кравчий, однако, не позволил долго любоваться, знаком пригласив идти дальше. Новый зал, в котором слуга оставил курьера в одиночестве, видимо, был особой гордостью хозяина замка. На ценных коврах, что закрывали холодные стены, висело разнообразное оружие. Старинные мечи с бриллиантами на рукоятях, щиты, позолоченные шлемы. Серебряные гаковницы, полугаки, арабские огненные трубы, испанские аркебузы и московские пищали. На главном месте находились прекрасные мушкеты работы лионских мастеров, украшенные перламутром и золотой насечкой. А также турецкие и казацкие сабли, сайгаки, кинжалы, кольчуги и шишаки.

А еще на главном месте была красивая кираса с распятием на груди. Рядом с ней Христоф увидел трубу такого огромного размера, что трудно было представить губы, которые бы ей подошли. Однако этот предмет щедростью украшения и красоте ничем не уступал остальным. Курьер осторожно повернул его раструбом к себе, чтобы внимательнее разглядеть мелкий узор на обруче. Там оказались крошечные охотники, что загоняли едва видимого вепря. Сцена была выполнена так мастерски, что Христоф, не сдерживая восторга, аж прилип к трубе глазами, стремясь рассмотреть малейшую деталь. Неожиданно из-за стены стало слышно глухие голоса. Очевидно, если раструб прислонить к уху, можно было услышать переговоры за ней.