Людвисар. Игры вельмож - [19]

Шрифт
Интервал

Месяц должен теперь висеть над головой, но он, по неосторожности зацепившись за Лысую Гору, подрагивал одиноким пленником почти над горизонтом. Xиx легонько дунул в ту сторону, и он, раскачавшись, двинулся вверх, постепенно уменьшаясь.

— Эй! — вырвалось за спиной, затем кто-то грохнулся.

— Кум? — тревожно молвил Омелько.

Пан Бень сидел на куче раздавленных яблок и жалобно стонал:

— Люди добрые, ну это уже слишком. Раков в шинке я еще мог стерпеть, но ведь месяц — не рак!.. Нет, теперь ни капли в рот.

— Тю! — насмешливо ответил писарь и схватил кума под руки, делая отчаянную попытку поднять его на ноги. — Что вы там придумываете!

В это время какой-то дикий смех прозвучал совсем близко, и на усеянной луной тропинке появился странный всадник: голая и растрепанная женщина сидела на плечах у тучного человека, держась обеими руками за его роскошные усы, правя ими, как вожжами. Конь курьера, увидев такое зрелище, рванул прочь, и пока Христоф его сдерживал и успокаивал, странное порождение ночи уже шуршало в жите.

— Свят, свят, свят, — пронеслось между присутствующими, а Xиx отступил от них на три широкие шага.

— Это наш староста, — выдавил из себя Омелько, — ах, оседлала, безумная…

— У-у, нечисть! — вдруг завил пан Бень и, ухватив яблоко, метнул его в жито.

По правде, это было скорее проявление отчаяния, чем смелости.

— Так их, кум, — обрадовался Омелько, получив неожиданную поддержку, — пусть только еще появятся.

Словно услышав писаря, в небе промелькнуло две тени и, покружив вокруг месяца, исчезли за Лысой Горой.

— Ты смотри, — процедил тот, хватаясь и сам за яблоко.

Через миг в небо выплыла еще одна тень. Она двигалась медленно и горделиво, минуя звезды и не глядя на людей внизу.

— На тебе! — выпалил Омелько, метнув в нее кислицей. Однако, не достигнув цели, яблоко брякнуло в нескольких шагах от него.

— Кидайте, кум, — живо взбодрил он пана Беня.

Тот широко замахнулся, но с ужасом почувствовал, что его огромная рука с силой стеганула кого-то по голове. Граф Хих, только вскрикнув, распластался на земле. Шляпа налезла ему на лицо, закрывая удивленную рожу.

Тень вверху заметалась. Христоф четко видел женские очертания верхом на метле. Получше прицелившись, он, вслед за писарем, вовсю швырнул в цель несколько гниляков. Теперь ведьме несдобровать! Глаз стрелка его не подвел: раз с десять перевернувшись в воздухе, она так затрещала в ивняке над Полтвой, что все соловьи вокруг замолчали и еще долго не решались подать голос.

Омелько затанцевал на радостях:

— Там ей и аминь! Ей-богу, даже ведьма даст дуба, когда телепнется с такой высоты!

Христоф молчал. Непонятное чувство вины камнем легло на его душу. Мысленно он уже корил себя за то, что согласился пойти с писарем и теперь встрял в эту сумасшедшую историю. Из головы не выходило темное гибкое тело, что извивалось в небе на метле: распущенные волосы, круглая грудь, пышные бедра… Он тяжело вздохнул и отвязал коня.

— Пойдемте, пане писарь, если вы еще приглашаете.

— Да-да, — радостно молвил Омелько, — безусловно!

В темноте послышалось глухое рычание. Триумфаторы со страхом осмотрелись. Дырявый слуга Хиха волок своего безучастного хозяина подальше от них в жито. Он сердито поглядывал на пана Беня и грозил ему оскаленными желтыми зубами.

— Бедолага, — пожалел его писарь, — досталось ему от тех ведьм. Верно, какие-то чары…

Пан Бень молча кивнул головой.

— И не говорите, кум…

Все трое отправились к писареву дому, а утром, как только на свет благословилось, посланник бургомистра галопом помчался на восток, напрочь забыв про ведьмоборцев и ночные приключения.

Глава IX

За дверями послышались чьи-то торопливые шаги, угрожающий скрип лестницы и брань хозяина. В двери сильно и бесцеремонно постучали.

— Черт побери, — сквозь сон ответил Себастьян.

Стучали упорно и все сильнее.

— Кого там черт принес в такую пору? — тяжело отрываясь от кровати, сердито крикнул он.

— Это я, пане поэт, не убивайте… — донесся обеспокоенный голос Мартина, — ваш покорный слуга, хочу передать приказ бургомистра…

Себастьян тяжело оперся на двери и усилием всего непослушного тела их приоткрыл.

— Господи помилуй, — ойкнул Мартин.

— Ты чего?

— Вас даже бледным не назовешь. Вы словно мертвец.

— Я почти не спал… Всю ночь что-то со мной творилось.

— Сглазили.

— Говори, что надо от меня бургомистру.

— Он велел передать, что на рассвете во Львов прибудет приближенный к королю. И вы должны сложить для него приветственный памфлет.

Лицо Себастьяна перекосилось от ярости.

— Какого черта? Про такие визиты сообщают за месяц. Он что, про него забыл и вспомнил во сне?

Лакей, словно боясь, что его подслушают, понизил голос и почти шепотом ответил:

— Говорят, бургомистр и епископ что-то не поделили и позвали его, чтобы тот их рассудил. Но разве черт знает, почему он так быстро прибыл.

Поэт тяжело вздохнул и направился к ведру с водой.

— Ладно, — сказал он парню, — передай, что я уже берусь за работу.

Мрак понемногу начал рассеиваться, и Себастьян не зажигал свечу. В полумраке он подвинул к себе чернильницу и бумагу. Уставившись на нее, замер, словно снова заснув.

Мартин откланялся и вышел за двери. Осторожно спустился по лестнице и, миновав спящего хозяина, оказался на улице.


Рекомендуем почитать
Еретик

Рассказ о белорусском атеисте XVII столетия Казимире Лыщинском, казненном католической инквизицией.


Арест Золотарева

Отряд красноармейцев объезжает ближайшие от Знаменки села, вылавливая участников белогвардейского мятежа. Случайно попавшая в руки командира отряда Головина записка, указывает место, где скрывается Степан Золотарев, известный своей жестокостью главарь белых…


Парижские могикане. Часть 1,2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Его любовь

Украинский прозаик Владимир Дарда — автор нескольких книг. «Его любовь» — первая книга писателя, выходящая в переводе на русский язык. В нее вошли повести «Глубины сердца», «Грустные метаморфозы», «Теща» — о наших современниках, о судьбах молодой семьи; «Возвращение» — о мужестве советских людей, попавших в фашистский концлагерь; «Его любовь» — о великом Кобзаре Тарасе Григорьевиче Шевченко.


Кардинал Ришелье и становление Франции

Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.


Ганнибал-Победитель

Роман шведских писателей Гуннель и Ларса Алин посвящён выдающемуся полководцу античности Ганнибалу. Рассказ ведётся от лица летописца-поэта, сопровождавшего Ганнибала в его походе из Испании в Италию через Пиренеи в 218 г. н. э. во время Второй Пунической войны. И хотя хронологически действие ограничено рамками этого периода войны, в романе говорится и о многих других событиях тех лет.


Фуэте на Бурсацком спуске

Харьков 1930 года, как и положено молодой республиканской столице, полон страстей, гостей и противоречий. Гениальные пьесы читаются в холодных недрах театральных общежитий, знаменитые поэты на коммунальных кухнях сражаются с мышами, норовящими погрызть рукописи, но Город не замечает бытовых неудобств. В украинской драме блестяще «курбалесят» «березильцы», а государственная опера дает грандиозную премьеру первого в стране «настоящего советского балета». Увы, премьера омрачается убийством. Разбираться в происходящем приходится совершенно не приспособленным к расследованию преступлений людям: импозантный театральный критик, отрешенная от реальности балерина, отчисленный с рабфака студент и дотошная юная сотрудница библиотеки по воле случая превращаются в следственную группу.


Короли Молдаванки

Когда молодой следователь Володя Сосновский по велению семьи был сослан подальше от столичных соблазнов – в Одессу, он и предположить не мог, что в этом приморском городе круто изменится его судьба. Лишь только он приступает к работе, как в Одессе начинают находить трупы богачей. Один, второй, третий… Они изуродованы до невозможности, но главное – у всех отрезаны пальцы. В городе паника, одесситы убеждены, что это дело рук убийцы по имени Людоед. Володя вместе со старым следователем Полипиным приступает к его поиску.


Преферанс на Москалевке

Харьков, роковой 1940-й год. Мир уже захлебывается войной, уже пришли похоронки с финской, и все убедительнее звучат слухи о том, что приговор «10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач» означает расстрел. Но Город не вправе впадать в «неумное уныние». «Лес рубят – щепки летят», – оправдывают страну освобожденные после разоблачения ежовщины пострадавшие. «Это ошибка! Не сдавай билеты в цирк, я к вечеру вернусь!» – бросают на прощание родным вновь задерживаемые. Кинотеатры переполнены, клубы представляют гастролирующих артистов, из распахнутых окон доносятся обрывки стихов и джазовых мелодий, газеты восхваляют грандиозные соцрекорды и годовщину заключения с Германией пакта о ненападении… О том, что все это – пир во время чумы, догадываются лишь единицы.


Смерть у стеклянной струи

…Харьков, 1950 год. Страну лихорадит одновременно от новой волны репрессий и от ненависти к «бездушно ущемляющему свободу своих трудящихся Западу». «Будут зачищать!» — пророчат самые мудрые, читая последние постановления власти. «Лишь бы не было войны!» — отмахиваются остальные, включая погромче радио, вещающее о грандиозных темпах социалистического строительства. Кругом разруха, в сердцах страх, на лицах — беззаветная преданность идеям коммунизма. Но не у всех — есть те, кому уже, в сущности, нечего терять и не нужно притворяться. Владимир Морской — бывший журналист и театральный критик, а ныне уволенный отовсюду «буржуазный космополит» — убежден, что все самое плохое с ним уже случилось и впереди его ждет пусть бесцельная, но зато спокойная и размеренная жизнь.