Людовик XIII - [26]

Значит, гражданские лица не годятся, нужно обращаться к военным. Подходящей кандидатурой был барон де Витри, капитан королевской стражи. Однажды вечером его привели в королевскую спальню, и Людовик попросил его арестовать Кончини в Лувре. Витри сразу всё понял; но чтобы справиться с задачей, ему требовались верные люди: его родной брат дю Алье (его отозвали с фронта), зять де Персан и некто Фонкероль. Операцию легче будет провести после 1 апреля, когда Витри заступит в караул (продолжавшийся три месяца). Когда все четверо собрались, они явились к королю за подтверждением приказа. «Сир, если он будет защищаться, что я должен сделать?» — прямо спросил капитан. Людовик промолчал, но Деажан ответил за него: «Король полагает нужным его убить». Подождав немного и решив, что молчание — знак согласия, Витри заключил: «Сир, я исполню вашу волю».

Конечно, на словах Людовик не раз грозил убить кого-нибудь собственными руками. Два года тому назад по окончании заседания Совета между его матерью и Конце вспыхнула жаркая ссора. Юный король хотел вмешаться, но Мария удержала его. Однако сразу после ухода Конде Людовик закричал: «Мадам, напрасно вы запретили мне говорить! Если бы при мне была шпага, я проткнул бы его насквозь!» Но теперь, когда дошло до дела, он молчал. Убийство — страшный грех. Он боялся погубить свою душу. Но был ли у него выбор?

Арест Кончини наметили на воскресенье 23 апреля. Маршала позовут в оружейный кабинет короля посмотреть модели пушек и план осажденного Суассона, и там Витри с друзьями его арестует. В случае провала король уедет в Mo, комендантом которого был Витри, и соберет армию и верных людей. Теперь же оставалось только ждать.

Марии Медичи донесли, что в комнате короля по вечерам проходят какие-то странные собрания, но она беззаботно не обратила на это никакого внимания. Зато Ришельё счел нужным отправить к Люиню своего зятя Дюпона де Курле с уверениями в полнейшей преданности королю.

Утром в роковое воскресенье шел дождь. Король почти не спал уже четвертую ночь, однако днем старался вести себя как обычно, чтобы не возбуждать подозрений. Кончини должен был прийти в Лувр часов в девять-десять, и тогда его нужно было сразу позвать в оружейный кабинет. Но время шло, а Кончини не появлялся. Незадолго до полудня король отправился слушать мессу в часовне на улице Отриш, а когда вернулся, узнал, что маршал в Лувре, у королевы-матери. За ним тотчас послали. Но пока королевский гонец поднимался по лестнице, Кончини спустился по другой и вышел из дворца. Ничего не поделаешь, пришлось идти обедать.

После обеда держали «военный совет»: вариант с арестом в Лувре не подходит, поскольку зависит от стечения множества обстоятельств. Витри предложил захватить Кончини между двумя воротами у входа в замок. Согласившись с его планом, Людовик нанес визит обеим королевам, погулял по Тюильри, отстоял вечернюю службу, поужинал, еще раз навестил мать и лег спать.

На следующий день, 24 апреля 1617 года, состоялся дворцовый переворот, оказавшийся полной неожиданностью для королевы-матери и временщика. Узнав об убийстве мужа, Леонора собрала все свои драгоценности, запихала их в постель и улеглась сверху, притворившись больной. Но стража, производившая в ее комнате обыск, в конце концов подняла ее с кровати; ее имущество было конфисковано. 28 апреля дю Алье отвез ее в Бастилию. Барбена отправили туда же, опечатав его бумаги. Канцлер Манго робко стоял во дворе Лувра, не решаясь показаться на глаза королю; потом ему передали, чтобы он вернул государственные печати. Он съездил за ними домой и отдал их Люиню. Последний заступился перед королем за Ришельё, который отделался тем, что сдал должность государственного секретаря по иностранным делам Вильруа. Чернь выкопала труп Кончини и повесила на Новом мосту на одной из виселиц, которые он велел установить по всему Парижу после разгрома своего особняка. Тело разорвали на куски, сожгли, а прах развеяли по ветру. Ришельё, как раз в этот момент въезжавший в своей карете на Новый мост, чуть не попал под горячую руку, но выкрутился, велев всем своим людям кричать: «Да здравствует король!» — и подав пример.

Тем временем «жертвы произвола» — Вильруа, Жаннен, дю Вэр, Силлери — уже снова были в Лувре. Первому было 75 лет; Людовик обнял его со словами: «Отец, теперь я король, не покидайте меня!» Эту фразу — «Теперь я король!» — он неустанно повторял весь остаток дня. Иностранным послам сообщили, что регентство закончилось и теперь им следует обращаться по всем вопросам непосредственно к королю. Испанскому послу Монтелеоне особо запретили иметь сношения с обеими королевами. О перевороте известили также принцев и командующих королевскими войсками. Все члены парламента явились к королю засвидетельствовать свою преданность. Людовик дал аудиенцию итальянским дипломатам; даже в такой серьезной ситуации он не мог удержаться от довольной улыбки, а потому прикрывал рот рукой — ему было всего пятнадцать с половиной лет… Тут же пришлось решать судьбу человека, которого бросили в тюрьму по приказу Кончини. Король ответил просителям, что передаст это дело на рассмотрение своего Совета (в дальнейшем Людовик ежедневно присутствовал на его заседаниях и не принимал никаких решений без предварительного обсуждения). Наконец он выехал в Париж в сопровождении трех-четырех сотен всадников, и по пути его следования со всех сторон слышались радостные возгласы: «Да здравствует король!»