Людомар из Чернолесья. Книга 1. - [48]

Подобное же удивление одолело и самого охотника. Он никогда не умел читать. По крайней мере до того момента, когда прибыл в Боорбрезд. Сын Прыгуна подавил в себе волнение и ответил как можно спокойнее: «Да».

Некоторое время Тикки стоял недвижим, а потом вдруг опустился бессильно на поросший мхом корень свидиги и расплакался. Он плакал так, как умеют плакать только женщины: с силой, навзрыд, с полной отдачей эмоциям.

***

– Постой же! Постой, людомар!

– Я не пойду в… ларг как ты меня ни упрашивай. Я иду домой. Чернолесье – вот куда я иду!

– Куупларг. Но тебе нужно туда. Ты должен.

– Нет. Хватит на этом. Двадцать восемь зим я был должен. Теперь я буду жить как жил. Я покину проклятые равнины навсегда. Мне здесь не рады. Это не мое место. Каждому свое место должно быть. Мне – Чернолесье, тебе – что захочешь.

– Я пойду с тобой, куда ты укажешь, но идти надо первой в Куупларг. Там пробудем недолго. Там есть мой товарищ. Он нам поможет.

– В чем он сможет нам помочь? Людомару в Чернолесье холкун не помощник.

– Нет. Не зря твое появление. Я слышал, как говорили про рассвет. Но не знаю, как тебе его пересказать. Не сказатель я. Он может нам помочь. Ты – первый луч. После тебя взойдет солнце.

– Мы идем в Чернолесье.

– Мы идем в Чернолесье, – согласно кивал старик. Он запыхался. – Но пройдем через Куупларг. Мой товарищ…

Людомар резко остановился.

– Куда направил ты стервятников? Туда? Что там? Куупларг. Нет?

– Да, – согласился старик. Он задыхался. – Я не подумал… Но это не то… это можно придумать… Дай мне отдохнуть! – неожиданно взмолился он и тут же бухнулся на придорожную кочку. – Подумать надо… поразмышлять… – Тикки потер руками голову. – Ах, как сложно это все! Стар я уже. Не думается совсем. – Неожиданно он пожаловался: – Мысли подобны телегам без двух колес. Толкнешь их вперед, а они в сторону идут. Стар я! Стар!

Сын Прыгуна прошел еще несколько шагов и остановился. Первая злоба на то, что он должен еще дольше оставаться в этимх треклятых равнинах с их полупрозрачными перелесками и рощицами – мысль о такой жизни едва не разорвала его на части. Тем более, что до Чернолесья оставались считаные дни пути.

Он подошел и опустился рядом со стариком.

– Как же такое может быть?! – недоумевал тот. – Помню я сказание, но… не помню. Протух я изнутри. Усох. – Он обернулся к охотнику. – Я тебя заклинаю в Куупларг пройти. Заклинаю всеми богами, твоими и моими! Нет мочи уже… – Старик растерялся (видимо, потерял мысль). – Перемрем мы все, коли и дальше все будет также. Оридонцы уничтожат все и на равнинах и в Великолесье. Не думай, что останешься в стороне. Повсюду доберутся. – Старик всхлипнул. – Мочи нет так жить. Видеть, как все это происходит… У меня все сотоварищи перемерли, когда холкун еще в расцвете сил. Погубили их Приполье и смердящая болотная грязь. Раньше в наших городах старикам возможно было собраться, посидеть и вспомнить. Сейчас же нет стариков в городах наших. Не доживают холкуны до старости. А то, что поросль молодая от жизни такой пищит в великой радости, то они не знают другой. Для них дебы заменой всему стали. Когда столь долго проживешь, как я прожил, особенно такое видится.

Наступила длительная пауза.

– Почему Куупларг? – спросил людомар.

Старик замялся.

– Говори все, как и я тебе говорю, – приказал вдруг охотник. – Не то я встану, и ты останешься один.

– Там есть такие, кто не сложил оружье перед оридонцами. Два города таких – тот и еще один. Не знаю я его названья, но он очень далеко отсюда, на Холмогорье, что в стране реотвов.

Людомар впервые слышал про такой народ, но не удивился: и без этого названия он привык к тому, что названия и запахи растений и животных были ему ведомы лучше, чем народы вокруг Великого леса.

– Если меня гонят стервятники; если они будут в Куупларге, то не путь нам туда, – попробовал он отнекнуться в последний раз.

– К нашему приходу они уйдут оттуда. Да и я не пущу тебя в город. Слишком ты высок для холкуна. Сам пойду. Сам узнаю. Идем?

– Идем, – кивнул людомар. – Если не будет меня в ларге, а только ты, – согласен я.

***

Куупларг отстоял от Чернолесья в двух днях пешего пути. Людомар понял это, когда восточный ветер принес ему запах лесного перегноя. Он смешался с запахом полей, рек и тухлой воды (непонятно, откуда она могла взяться?) и нежно щекотал нос Сыну Прыгуна.

Городок был одним из тех немногих, которым оридонцы позволили сохраниться, какими они были. Но путники не смогли дойти до самого города, ибо на подходе к нему людомар почувствовал запах бивака довольно внушительного войска, лагерем стоявшего подле города.

Как и условились ранее, старик пошел по дороге один, а людомар, не теряя времени и без ведома старика, что было духу бросился бежать в сторону Черных лесов.

Где-то стоя, где-то пригнувшись, а где и лежа он продвигался к заветной цели, от которой был отделен последние три десятка лет. Он бежал и отгонял от себя настойчивую мысль о том, что и в Чернолесье должно было что-то измениться. Нет! Он не хотел об этом думать. Не сейчас! Пусть надежда и сладостное чувство исполнившейся мечты наполняют его душу. Недолго, но пусть это будет, иначе он не выдержит. Он остановится и дико закричит, потому что все, что произошло в последние дни – от этого нельзя не кричать. Охотник хотел вернуться домой, забиться в самую отдаленную глушь Чернолесья. Ему хотелось прижаться к людомаре, потрепать за ухом иисепа, подбросил в воздух тааколов, потрепать за шевелюру маленькую Лоову. Ему хотелось взобраться на вершину мека, сплести гамак и улечься в него. Ему хотелось лежать и смотреть прямо в небеса. В их синеву. В их бездонность.