Людишки - [26]

Женщина сказала, что ее зовут Мэри-Энн Келлини. Фрэнк Хилфен сказал, что его зовут Фрэнк Хилфен. Тогда женщина проговорила:

— Фрэнк? Хорошо. Это имя вам подходит.

— Не знаю, как насчет Мэри-Энн, — ответил он. — Разве можно называть законника Мэри-Энн?

— А почему нет? — спросила она. — Есть же законники, которых зовут Рэндолф, и что?

— Оно, конечно, так. — Фрэнк затянул последнюю гайку.

— А как звали вашего? — спросила женщина. — Ну, этого, с галстуком в похлебке?

— Гауэр.

Женщина улыбнулась и развела руками.

— Защите нечего добавить.

Фрэнк не знал, что она имела в виду, говоря о «полотенцах», но они оказались сложенными и увлажненными бумажными салфетками в пакетике. Такие выдают в ресторанах каждому, кто отведает омара. Фрэнк извел три штуки, изрядно разорив «бардачок» (запасливая дама), и хотел бросить салфетки в траву, но женщина указала на целлофановый мешочек для мусора, подвешенный к прикуривателю.

— Вы благотворно влияете на меня, — заметил Фрэнк и избавился от мусора, как подобает воспитанному человеку.

До автобусной остановки было меньше мили, она стояла на перекрестке, где примостились две автозаправочные станции, забегаловка и новомодное приземистое одноэтажное «деловое здание». Занимали его деловые люди: зубной врач, торговец недвижимостью и биржевой маклер. Чуть поодаль справа от дороги сбились в кучку жилые дома, новые, но уже обшарпанные, как будто здесь должен был вырасти городок, который так и не появился на свет. Слева стояло длинное, широкое, серое двухэтажное фабричное строение почти без окон. На выходившей к дороге глухой стене было начертано синими буквами: «Тех-тех».

— Что это такое? — спросил Фрэнк.

— Готовая одежда, — ответила женщина. — Свитера, тенниски, вискозные кофты с надписью: «Собственность Алькатраса».

— Никогда таких не видел, — признался Фрэнк и, сам того не желая, неодобрительно поджал губы. «Собственность Алькатраса» — это дурной вкус.

— В Америке их не продают, только за рубежом, — добавила женщина.

— Где именно?

— В Азии, в Европе.

— «Собственность Алькатраса». — Фрэнк представил себе подростка, бредущего по многолюдной улице Токио в кофте с надписью «Собственность Алькатраса» и не знающего и десятка английских слов. Кабы этот мальчишка и впрямь принадлежал кому-то в Алькатрасе, он бы и дня не протянул. Люди готовы таскать на себе любые надписи, не понимая, что они означают и что за ними стоит.

— Деревня всемирного масштаба, — сказала Мэри-Энн Келлини.

— Угу, — ответил Фрэнк. — Но ведают ли они, что творят? Не думаю.

— Какая разница? Главное — чтобы они были довольны.

— Ладно, ладно, — буркнул Фрэнк. — А они довольны?

Женщина с легким любопытством покосилась на него.

— Почему нет?

— Потому что они знать не знают про Алькатрас, — объяснил Фрэнк. — Не знают, кто есть кто. Почти все там имеют весьма растерянный вид.

— Не понимаю вас, — сказала женщина.

— Когда вы одеваетесь, ваше платье служит вам своего рода знаменем на весь день, — пояснил Фрэнк. — Вы делитесь с людьми собственным мнением о себе. Мы все так делаем. Вы войдете в здание суда в одежде с надписями? «Собственность Алькатраса», к примеру?

Женщина улыбнулась и снова взглянула на него.

— И вот вы оделись как мужлан из рабочего класса, — сказала она. — Я верно рассуждаю?

— Я одет как человек, только что вышедший из тюрьмы, — ответил Фрэнк. — Сшибу пару долларов, оденусь немножко иначе. Как парень, который собрался на вечеринку.

Когда Фрэнк заговорил о «паре долларов», женщина перестала улыбаться. В ее голосе сквозили покорность судьбе и тревога за него.

— Вы собираетесь обратно, Фрэнк?

Он сделал вид, будто не понимает.

— Куда это обратно? К преступным деяниям?

— К глупым преступным деяниям. — Она сделала ударение на слове «глупые». — А стало быть, и к тюремным нарам. Вы умный человек, Фрэнк, и знаете это сами. Вы обмотаны резинкой, и второй ее конец привязан к нарам.

— Я кое-чему научился. — Фрэнк постарался придать своему голосу самоуверенные нотки, будто истинный знаток. — И меня не так-то просто будет найти.

— Да уж конечно, — молвила женщина.

Фрэнк не думал, что ему придется вести такой разговор с кем-либо, кроме самого себя, и уж наверняка не ожидал, что его собеседницей будет хорошенькая женщина-правовед в кондиционированном салоне «сааба», мчащегося по шоссе со скоростью шестьдесят миль в час.

— Что значит «глупые преступления»? — спросил он.

— Мелочевка, — ответила женщина. — Кражи со взломом. Проникать в дома и красть встроенные сейфы, Боже мой!

— А что? — ощетинился Фрэнк. — В стенных сейфах хранятся ценности, они-то мне и нужны.

— Какие такие ценности? — сердито спросила она. — Что вы имеете в виду, говоря о ценностях? — Должно быть, Мэри-Энн — очень хороший правовед. Она продолжала: — Триста, четыреста долларов? Украшения? Сколько вам даст за них скупщик краденого? Десять процентов?

— Иногда и больше, — буркнул Фрэнк.

— Этого хватит на неделю. Если повезет, то на месяц. А потом надо опять идти на дело и рисковать. Каждый раз. Не важно, сколько раз вам удастся избежать ареста: когда вас поймают, это будет не в счет. А поскольку все против вас, рано или поздно вы непременно попадетесь. Это — единственно возможное завершение цикла.