Люди, звери и зоологи (Записки на полях дневника) - [4]

Дорога некоторое время тянулась заснеженными полями, вдоль перелесков и рядов березок, с которых срывались в полет черные косачи. В глуши тетерева редко встречаются, толкутся больше по опушкам, около деревенских полей, да на больших чистях. Эта птица любит свободные места. А вот рябчик, тот, наоборот, в самую чашу забивается — в глухой ельник, в чернолесье по ручьям. Глухарь как бы тяготеет к вырубкам, к окраинам болот-чи́стей, к светлым соснякам.

Белая куропатка, которая подкочевывает на зиму в вологодские леса из лесотундры, та оставляет свои следы вдоль речных долин по тальникам, на болотах. У белой куропатки такие следы интересные — широкие, потому что лапка сильно обрастает на зиму. Если среди кустарника, например по молодой вырубке, сильно натоптано куропатками, то с первого взгляда можно принять за заячьи следы. Как будто беляки кормились.

Вот и край полей. Дорогу обступают заснеженные ели. Но ненадолго. Через один-два километра дорожка сваливается в пойму, а там и на реку. Вольготная барская езда кончилась, пора за работу.

Лошадка — такая чуткая и умная скотинка, что ее заставить делать какие-то глупости очень сложно, например идти по ненадежному льду, который еще вдобавок занесен снегом по колено, плюс ко всем несчастьям слышно живую воду. Поэтому движение обозом по зимней таежной реке выглядит примерно так. Впереди идет человек, делающий тропу и простукивающий крепким посохом лед. В поводу́ он ведет лошадь, в санях которой лежит отдыхающий сменщик. Вторым номером тащит розвальни отдыхающая лошадь. Ей полегче, поскольку бредет уже по разбитой шестью ногами и санями колее. Во вторых санях тоже сидит человек, но отдыхает не так полноценно, как на первых. Лошадка часто не хочет идти по следу, тогда надо выпрыгивать и тоже вести под уздцы.

Когда передняя лошадь и человек устают настолько, что останавливаются, их сменяет следующая пара. Чувствуется некоторая дискриминация лошадей — их смена происходит реже. А что делать? Если же разобраться хорошенько, то по количеству ног мы даже проигрываем — счет шесть — восемь в пользу команды непарнокопытных.

Схема передвижения несложная, практическое исполнение — тоже. Мелкие неприятности ожидают только на наледях, когда приходится идти в каше из снега и воды, и на перекатах, где лед обычно проваливается. Но так как на перекатах неглубоко, то скоро даже кони перестали вздрагивать, когда у них под ногами проламывался лед и на поверхность выхлестывала коричневая «торфяная» вода реки Порши. Бог даст, не потонем. Все-таки вторую лошадь решили не привязывать вожжами к заднику первых саней, мало ли что...

Скорость передвижения обоза вверх по такой реке, если наледи и завалы деревьев встречаются не слишком часто, будет три, от силы четыре версты в час. Но дым идет и батарейки садятся, конечно. Лошадки уже за три часа все мокрые, пар валит.

В целом передвижение происходило монотонно, без веселого звона бубенцов под дугой. Какой же русский не любит быстрой езды? А вот как раз такой и не любит, которому еще полдня по снегу тащиться.

Не доходя два-три поворота до избушки на Осевице, это примерно полдороги до Усть-Кондаса, реку пересек совсем свежий след волчьей стаи. Бурашка всхрапнул осуждающе, но никак не прореагировал. А Толстуха решила изобразить панический ужас, не знаю зачем. Сначала она долго топталась перед волчьей тропой, а потом с гиканьем и молодецким свистом кинулась к обрыву, в чапыжник, попутно взбрыкивая задом, пытаясь опрокинуть розвальни и извалять в снегу вещи и ямщика. И это ей вполне удалось. Я не из группы акробатов-наездников Кантемировых, чтобы на необъезженных санях по крутоярам скакать. Куда уехал цирк? Или как кричал мне вслед Григорьич:

— Мишка! Куды ты так ходко? Стой!

Ускакали мы с Толстухой недалеко, метров на сто, зато очень быстро. Слава богу — целина снежная, не поджигитуешь как надо. Увязла каурая-вороная, да еще умудрилась вывернуться из оглобель и оказаться мордой к передку, хвостом наружу. Пришлось перепрягать, а там уже — вот она, избушка-то. Отдых.

Через часок тронулись дальше. Все повторяется, как прежде. Только не так бодро держат голову лошади. Михаил Григорьевич смолит папироску за папиросой. Может быть, чуть ближе сдвинулись берега, повыше стали ели, чаще приходится останавливаться — чистить завалы. Ветровал уже почти перекрывает русло. Не объехать. Узко. Конечно, лучше ехать вдоль берега, тонкоствольные листвяки не очень мешают.

Вдруг в лесной тишине раздается голос егеря:

— Стой, ребята, больше не могу!

Чего это он не может, как раз уже с час в санях лежит. Может быть, тоже волчий след приметил и не может дальше ехать?

— Не могу больше. С утра ноги мокнут. Точно простынем. Николаич, доставай, а то не доедем!

Уф, а мы-то испугались. Вот он, рюкзак заветный, с профилактическим средством от егерской простуды. Что мы, изверги, не понимаем? Предупредить заболевание всегда легче, чем его вылечить...

Последние два часа пути красоты окружающей природы уже меньше трогают сердце, да и темнеет помаленьку. Следующая и последняя остановка — Усть-Кондас. Вон он — наш дом на два месяца, приехали.