Люди желтых плащей - [35]

   -- Занимайте позиции. Когда машина заедет, прикрывайте нас шквальным огнем.

   -- Макс, может не надо? -- это Арт.

   -- Не лезь туда, я тебе говорю, еблан! -- это Женя.

   Ева молчит -- и на том спасибо.

   Опускаю вторую ногу на перекладину и начинаю спускаться.

   07:50

   Я не верю в вещие сны. К тому же, мои сны почти всегда идут вразрез с реальностью. Не припомню, чтобы хоть один из них сбылся. Значит ли это, что сегодня я не умру?

   Правильный ответ -- нет. Иначе я бы здесь сейчас не стоял. Ворота должны быть закрыты, в этом у меня нет никаких сомнений.

   Я на подъездной дорожке. То, что к нам приближается, звучит поистине устрашающе. Грохот ружей, надрывное жужжание перегруженного двигателя, нечеловеческие вопли и вполне человеческий мат. И удары. Десятки кулаков и ладоней бьют в металлический кузов машины. Спустя несколько мгновений я понимаю, откуда взялся этот странный звук.

   Несмотря на довольно широкую "просеку", оставленную нами в пробке на Таганрогской, "Октавия" еле едет. Все четыре колеса пробиты, резина изжевана в лохмотья, обода с лязганьем чертят в асфальте глубокие борозды. Машину кидает из стороны в сторону, изуродованные колеса петляют восьмеркой. Ваня делает не больше тридцати километров в час, хотя я слышу, что он давит педаль газа в пол.

   Возможно, ехать быстрее мешает пара "прокаженных", по пояс застрявших под передним бампером. Руки тварей хватаются за радиаторную решетку в тщетных попытках втащить туловище на капот. Ноги... то, что осталось от ног, волочится мясными оковалками где-то под днищем машины. А может, их замедляют еще двое, пытающихся проникнуть в салон через разбитое заднее стекло. Грузный мужчина и тощая женщина едут на багажнике, а чьи-то руки (кажется, Витоса) колотят их прикладом дробовика по головам. Или все дело в полуголом здоровяке, лежащем в позе морской звезды на крыше? В этой туше килограмм сто, руки-ноги раскинуты в стороны для лучшего сцепления, за неимением иных конечностей он пытается пробить себе путь в машину головой. На крыше уже образовалась приличная вмятина.

   В нескольких десятках метров позади "Октавию" преследуют с полсотни отстающих. Высунувшись из окна, Михась разряжает в них свой "Моссберг".

   Б-БАХ! Б-БАХ! Б-БАХ!

   Сердце перебирается из груди в голову и принимается отбивать чечетку в недрах черепной коробки. Происходящее на дороге престает казаться реальным, я словно погружаюсь в свой утренний сон...

   Странно, но страх при этом отступает. Он все еще во мне, сжимает сердце ледяными пальцами, но мой мозг теперь свободен. И может беспрепятственно посылать сигналы в конечности.

   Поднимаю голову и смотрю на летницу. Женя, Арт и Ева на крыше, с оружием наперевес.

   -- Готовьтесь! -- кричу им.

   Господи, только бы в "Октавии" заметили стрелку...

   07:55

   -- ЕЗЖАЙТЕ ПО СТРЕЛКЕ! ЕЗЖАЙТЕ ПО СТРЕЛКЕ! -- воплю в рацию, что есть мочи.

   Грохот стоит такой, что я едва сам себя слышу. Маловероятно, что внутри "Октавии" слышимость лучше. Но попробовать все равно стоит.

   Машина приближается к надписи под стрелкой, и вот уже передние обода прорезают полосы в свежей краске. На одну чудовищную секунду мне кажется, что они не заметили указатель и сейчас поедут мимо. Потом колеса со скрипом выворачиваются, и "Октавия" ползком взбирается на подъездную дорожку.

   Прицеливаюсь в одного из "прокаженных" под бампером. Опускаю палец на спусковой крючок. Вдыхаю... выдыхаю... Плавно нажимаю...

   Почти не слышу грохота. Только чувствую отдачу в плечо.

   Мой первый выстрел из огнестрельного оружия по живой цели откалывает от черепа "прокаженного" кусочек, и из отверстия выплескивается наружу кровавая каша. Ослабевшие руки отпускают решетку, и тело исчезает под машиной. Вторым в рожке "Сайги" идет дробовой заряд. До меня запоздало доходит, что если я промахнусь, то пробью радиатор или, чего доброго, движок.

   Ваня меня заметил и машет рукой из окна. Кудрявый затылок Михася на секунду сменяется лицом, и снова превращается в затылок. Руки быстро досылают в подствольный магазин новые заряды, и он возобновляет стрельбу. Витос на заднем сиденье слишком занят сражением с "прокаженными", сквозь сетку трещин на лобовом стекле мне его почти не видно.

   "Октавия" едет прямо на меня. До ворот остается метров двадцать, когда с летницы, наконец, открывают огонь. Чей-то меткий выстрел тут же снимает "прокаженного" на крыше. Мужчина вздрагивает, обмякает и остается лежать, но теперь без движения.

   Слышу, как пули барабанят по багажнику. Один "безбилетный пассажир" отваливается от машины, изрешеченный, как швейцарский сыр; другой -- спустя пару выстрелов.

   Десять метров. Выскакиваю из ворот и бегу навстречу "Октавии". Слышу, как Женя наверху командует "не стреляйте!".

   Бью второго "прокаженного" под бампером мачете по голове. Лезвие намертво застревает в черепе, и я отпускаю рукоятку. Ничего, потом достану... Опрометью бросаюсь к воротам.

   "Октавия" въезжает во двор с двумя мертвыми "прокаженными" на кузове (один на крыше, второй под бампером, безжизненные пальцы так и не отпустили решетку радиатора) и целой сворой живых на хвосте. Через несколько секунд они будут здесь.